Мать не могла сдержать улыбки, когда описывала, какой чести я удостоен. Я мог проводить время не в трудах, а в невинных забавах, и это было отрадно для неё. По крайней мере, один её ребёнок будет иметь нечто, напоминающее настоящее детство.
Много позже узнал я, что Агата упросила отца подарить ей меня в качестве если не друга, то уж компаньона точно. Ему было интересно узнать, какой инферий так привлёк внимание его дочери, вот почему эти двое пришли к нам сами.
3. Агата
Я так привязалась к Тиру, что не расставалась с ним с раннего утра до позднего вечера. Он ожидал меня за дверьми трапезной, когда я принимала пищу, и был допущен не только в дом, но и в мои комнаты. В свою хижину он возвращался только на ночь.
Обычно инферии, проживающие и работающие в господском доме, не слишком хорошо относятся к тем, кто обитает в хижинах, построенных на хозяйской земле. Они считают себя более привилегированными из-за того, что могут ночевать под одной крышей с супериями, а обитателей хижин называют бродягами. Но к Тиру не относились так, и я однажды услышала, как две кухарки беседовали о нём.
– У мальчишки такое мечтательное выражение лица. Он будто не от мира сего. Не понимаю, почему Агата с ним возится, – говорила одна другой.
Я не совсем тогда поняла, что они имели в виду. Лишь много позже я узнала, что Тира считают дурачком за его богатую фантазию и могучее воображение, не свойственное инфериям, поэтому и относятся к нему со снисхождением. Номос велит сочувствовать и помогать больным.
Мои родители никогда мне не отказывали. Так было и в случае, когда я попросила Тира. Они не стали удивляться моему желанию, для них раб был всего лишь очередной игрушкой, которая скоро мне надоест, а потому они не видели в нём угрозы. Моя сестра Атонейра, будущая верховная жрица солнечного бога Атона в инсульском главном храме, только окинула презрительным взглядом моего друга и фыркнула. Мы редко с ней разговаривали. Она считала, что на меня можно тратить время, только чтобы учить уму-разуму. Она сразу возненавидела Тира и терпеть не могла, когда мы вместе играли, а я любила позлить её и попадалась ей на глаза чаще, чем она того хотела.
Тир присоединялся к семье только на ночь, но не из-за меня. Я могла бы выделить ему больше свободного времени, но он не просил этого и не хотел. Он всё больше и больше отдалялся от своей матери и братьев с сёстрами по причине иного мировоззрения.
– Я не могу долго разговаривать с матерью, – признался он мне как-то раз. – Она не говорит ни о чём, кроме своих забот, своей работы. Вчера она рассказывала о ткацких станках, которые были недавно усовершенствованы на фабрике, но я сразу лёг спать, сославшись на головную боль, потому что не мог её слушать. Заботы о хлебе насущном – вот все её разговоры. Мои братья и сёстры больше не принимают меня в свои игры. Я далёк от них и потерян, потому что в их глазах встал на более высокую ступень, сопровождая тебя повсюду.
Так он частенько жаловался. Я понимала его.
Тир проводил со мной все дни напролёт. Я рассказывала ему всё, что только знала, угощала сладостями и фруктами, молоком и рыбой (прежде он ел лишь одни злаки), играла с ним в своих комнатах. Он действительно был более развит, чем другие рабы; уверена, он повидал многое, о чём его мать не подозревала.
Мой Тир всегда был готов броситься мне на помощь, он всегда был к моим услугам, и я более не представляла своей жизни без него.
