Но игра – игрой, как ты ее не назови, а то, что доносить и наушничать, жаловаться и ябедничать на товарищей (да и не на товарищей тоже) – дело последнее, это Сазонов запомнил с детства. Когда он учился во втором классе, одна учительница, всегда такая ласковая и улыбающаяся, застукала его с пацанами-одноклассниками за школой, пытающимися раскурить сигарету «Памир». Она прошла мимо и даже замечание им не сделала, но тут же доложила обо всех курящих директрисе. А у той был такой нрав, что школяры давали кругаля, если видели, что она идет навстречу по дорожке, только бы с ней лицом к лицу не столкнуться. Директриса, конечно, сразу вызвала их в кабинет, стала выпытывать, откуда сигареты, откуда спички… Один из товарищей Сазонова признался, что сигарета была одна, и ту они подобрали у местной туберкулезной больницы, а спички Миша Сазонов принес из дома.
Что тут началось…
– Да вы с ума сошли: подбирать что-то возле туберкулезной больницы, да еще – в рот к себе тащить! – ужаснулась директриса. – Как вы туда попали? А ты, Сазонов, – сын уважаемого человека, заведующего колхозным складом, разве не знаешь, что спички брать из дому нельзя? От спичек пожар случается! Огонь может все уничтожить! А табак уничтожает ваши легкие, выжигает их, как самый настоящий пожар…
Но как директриса ни разорялась, как мозги им ни промывала, а родителям ничего не сообщила, чем заслужила себе немалое уважение в их мальчишеском кружке. Ведь расскажи она о происшествии отцу Сазонова и другим отцам, те в сердцах могли кого ремнем, а кого и дранкой поперек спины отходить…
А вот наябедничавшую на них миленькую с виду учительницу они с той поры невзлюбили… Нечего было стучать!
С презрением к стукачеству и доносительству, пронесенным через юность и срочную службу, Сазонову не сразу, но удалось примирить главные принципы работы с агентурой, когда он перешел служить в особый отдел энского погранотряда.
Старшие товарищи быстро разъяснили ему разницу между стукачеством и добыванием информации при помощи источника. Стукач или доносчик – это тот, кто информирует начальство или органы, преследуя шкурные цели, и делает это инициативно, поставляя, как правило, малоинтересную и зачастую недостоверную информацию. Негласный источник, находящийся в максимальной близости от объекта оперативного интереса, сотрудник разыскивает сам, затрачивая на это массу усилий и времени. Далеко не каждый из тех, кто может быть полезным органам безопасности, под воздействием бытующего в обществе стереотипа о доносительстве, воспринимает предложение о сотрудничестве с восторгом. Искусство оперативника в том и заключается, чтобы убедить человека негласно поработать на свою страну и не потерять при этом уважение к себе самому и к органам безопасности. Именно поэтому приобретение надежного источника – настоящий праздник для оперативника. И чтобы этот «праздник» был долгим, сотруднику приходится непрестанно заботиться о своем источнике, учить его, оберегать, сопровождать по жизни…
Сазонов все это зарубил себе на носу. И все-таки, приняв разумом работу с источником как суровую профессиональную необходимость, он некоторое время, пока не обвыкся, чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Наверное, нечто подобное испытывают первокурсники мединститута, которых обязательно водят в анатомичку, чтобы посмотрели, как препарируют тела умерших. Кое-кто после таких посещений отсеивается, понимает, что медицина – не его призвание. Молодых же оперов никто в анатомичку не водил и подобным суровым образом на профпригодность не проверял… А и стоило бы. И дело тут не в наблюдении за препарированием мертвой плоти (Сазонов к этому времени уже не однажды побывал «за речкой», то есть – в Афганистане, и вдоволь нагляделся на убитых и изувеченных войной пограничников), а в том, что сами приемы чекистской работы, несмотря на наказ про «чистые руки и горячее сердце», не всегда чисты и моральны с точки зрения обычного человека. И вот с этой специфической «аморальностью» Сазонов как бывший политработник, воспитанный на моральных принципах строителя коммунизма и пацанско-солдатских представлениях о чести и достоинстве, примирился не сразу. Не будь профессия чекиста его собственной, еще детской мечтой, а согласие перейти служить в особый отдел добровольным, он мог бы даже усомниться в верности такого поведения. Но высокие цели защиты государственной безопасности обязывали специфику новой службы принять, несмотря на все былые представления о сущем и должном.
