– Быть может, это динозавр? – предложил я, переведя внимание всего коллектива на себя.
– Да! – радостно закричал ребенок. – Ты угадал! – обрадовался Костя, похлопав в ладоши.
– Но динозавр – это же не профессия, – сказала воспитательница.
– Да, но я буду их находить и показывать вам – это станет моей профессией! – гордо ответил ребенок.
– А как тебя полностью зовут? – спросил я у него.
– Костя Журавлев! – ответил ребёнок и продолжил изображать вымершее животное.
После игры дети самостоятельно собрали свои игрушки и, построившись на обед под надзором нескольких женщин, они отправились в дом, оставив нас с Ариной Андреевной наедине.
Она решила пройтись по игровой площадке и осмотреть, ничего ли не забыли дети, а я отправился за ней, чтобы помочь.
Это была женщина невысокого роста с забавными щечками, скрывающими ее скулы. Ее волосы, уже обрамленные сединой, были чуть ниже ушных мочек, и лежали под темной сеточкой. Несмотря на немногочисленные оспины на ее лице, оно отражало состояние уюта и теплоты, которое можно было испытать, находясь рядом с ней. Догнав её, я решил не упускать возможности лучше узнать этого человека.
– Вы, Арина Андреевна, с такой любовью заботитесь о ребятах, словно вы одна большая семья, – начал я, следуя за воспитательницей.
– Я считаю, что это действительно так, Ярослав, поэтому люблю каждого из них, – ответила женщина, подняв забытую игрушку.
– А можете рассказать, как они попадают к вам?
– Я начала трудиться еще в двадцатые годы, тогда многих приводили с улицы. Это были ребята, которые либо жили на улице изначально, либо потеряли свои семьи в военное время, и Москва, если можно так выразиться, становилась им домом, – ответила воспитательница, осматривая игровую зону.
– Вы говорите о беспризорных детях? – уточнил я.
– Да, про них. Я участвовала в кампании по ликвидации этого явления. Тогда заканчивалась война, многие детишки первого поколения приюта жили на улице несколько лет, пока ЧК не началась их сбором, – пояснила она, сев на лавку под цветущими березами, сквозь которые проникали теплые солнечные лучи.
– А каков он? Бездомный ребенок? – произнёс я, расположившись рядом.
– Маленький и несчастный человечек, который вынужден выживать в ужасных условиях. Постепенно он превращается в зверька, но это не потому, что он плохой, плохих детей не существует, а по причине нечеловеческих условий своего существования. Чтобы хоть как-то выжить, они сбивались в стайки и жили за счёт воровства и ограблений, создавая угрозу местным жителям, – ответила Арина Андреевна, еще раз оглядев парк.
– Вы имеете в виду уличные банды? – уточнил я.
– Да, я про них, – продолжила женщина, – но прошу понять, что, находясь в группировках и превращаясь в бандитов, они оставались детьми, которых необходимо было вернуть к нормальной жизни. Этим мы и занимались.
– Выходит… отсутствие нормальных условий в обществе может склонить и ребёнка к преступности, причём организованной, – рассудил я.
– Всё так, Ярослав, улица их развращала, склоняла к проституции и наркомании, одним словом, к тому, чем и взрослый не должен заниматься, не говоря о ребёнке. С таким униженным человеком нельзя было начать строить коммунистическое общество, поэтому его следовало изменить, сменив условия его жизни, – дополнила Арина Андреевна, разглядывая игрушку в руках.
– Общественное бытие, верно? – произнёс я, взглянув на неё.
