У меня кружилась голова, и ноги отказывались слушаться, став ватными, словно мы пробежали десятки километров. До этого я видел подобные скульптуры лишь на страницах литературы, но, встретив их воочию, они покорили меня сочетанием величия и конкретики.
– Видел бы ты себя со стороны, – улыбаясь, сообщил Владилен, – словно несколько тренировок за раз провел.
– Я… Я чувствую себя ничтожно малым в окружении этих скульптур, мне кажется, они пронзили меня где-то в глубине… моего сознания, – тихо ответил я.
– Понимаю, – согласился товарищ, тронув монумент рабочего, – наверное, я зря сразу провел тебя по всему пути.
– Дело не в дороге, а в её содержании. Ты показал нечто, чего я не ожидал увидеть. Передо мной история… борьбы… – начал я, пытаясь уловить глазами всё разом.
– Трудящегося класса, – закончил Сухарев, разведя руки в стороны, – он перед нами.
– Да, – произнёс я с некоторой медлительностью, приближаясь к товарищу. – Это великолепие не только вызывает восхищение, но и заставляет задуматься.
– Задуматься над чем? – поинтересовался Владилен, наподобие сестры склонив голову в бок.
– Над тем… Как же стать достойными этих людей и результатов их труда? – поразмыслив, произнёс я. – У меня возникло ощущение, будто они живы и ждут от меня ответа… храня безмолвие…
– Развиваться во всех науках, стремиться достигнуть не только их высот, но и сверх этого. Большего они от нас не ждут, – заключил мой товарищ, указав в сторону выхода.
Мы покинули метро, и мне казалось, что я стал иным. Переосмыслив рассказы отца о ночных маршах под Царицыным, я стал относиться к этому иначе: ранее мне казалось, что требуется лишь ценить его заслуги, но теперь я осознал, что мы – продолжение их подвигов и не имеем права утратить их завоевания.
Когда Владлен вывел меня на солнечную улицу, я осознал, что армейский и новый коллектив, равно как и поколение в целом, являются плодом военных и трудовых побед наших отцов-большевиков. Сохранить их заслуги можно лишь в том случае, если мы, их потомки, станем такими же людьми для наших общих детей.
– Утомился? – спросил Владилен на обратном пути к общежитию.
– Нет, но передохнем, и я снова буду свеж, как утром, – проговорил я, прибавив шаг.
– Мудрая мысль, стоит прислушаться к армейскому опыту, – поддержал меня Сухарев, и мы продолжили путь в тишине.
Добравшись до общежития, я первым делом принял душ, а вернувшись в комнату, моментально уснул…
4.
Владилен разбудил меня в пятом часу дня, и как оказалось, к этому времени он успел сделать набросок нового философского труда на десяток страниц.
Моё состояние значительно улучшилось, а головная боль утихла, и это явно говорило о том, что я готов к новому потоку информации со стороны товарища.
– С пробуждением, Ярик! Надеюсь, ты выспался, потому вторая половина дня станет не менее насыщенна, чем первая, – поприветствовал меня Сухарев, собирая книги и тетради для переезда.
– А что у нас ещё запланировано? – поинтересовался я, снова прикрыв глаза.
– Я позвонил домой Ане… – начал мой товарищ, но, увидев, как я резко вскочил на ноги, осёкся. – Однако у тебя бурная реакция на это имя…
– Ничего страшного, в армии нас приучили при необходимости совершать резкое пробуждение, – попытался оправдаться я, собирая вещи и заправляя постель. – Мы даже нормативы сдавали. Так что же сообщила Аня?
– Она отправилась проводить родителей, и когда мы приедем, её ещё может не быть на месте, – объяснил Владилен, присев за стол, – она ещё добавила, что сегодня вечером хочет пойти на Патриаршие и приглашает нас.
