Дубильщик не спеша прошелся взглядом по документу; глаза у него – заметил Джезаль – были разного цвета, один синий, другой зеленый. Прочитав свиток до конца, Дубильщик отложил его и картинно вздохнул:
– Я согласен.
– Согласны? – У Джезаля от удивления отвисла челюсть. Впрочем, у доброго человека Худа челюсть, можно сказать, совсем отвалилась.
– Эти условия еще хуже предыдущих! – прокричал фермер. – В ответ на которые мы разгромили Финстера! Ты же говорил: земля для всех, на меньшее мы не согласны!
Дубильщик поморщился.
– Так то когда было.
– Когда то было?! – пораженно пробормотал Худ, хватая ртом воздух. – А как же честная плата за честный труд? Как же доля с прибыли? Как же равные права, невзирая на цену? Ты ведь сам обещал!.. – Он махнул рукой в сторону долины. – Ты стоял там и все это обещал! Мне! Им! Что изменилось? До Адуи рукой подать. Мы возьмем все! Возьмем…
– Я сказал, мы согласны на эти условия! – неожиданно яростно прорычал Дубильщик. – Или ты желаешь биться с королевскими войсками в одиночку? Народ идет за мной, Худ, не за тобой, если ты не заметил.
– Ты обещал волю, всем и каждому! Я верил тебе! Мы все тебе верили!
Дубильщик окинул Худа презрительным взглядом.
– Должно быть, лицо у меня располагающее к доверию, – прогудел он, а его генерал Хойст пожал плечами, любуясь собственным отражением в ногтях.
– Будь же ты проклят! Проклят! – Худ развернулся и в бешенстве покинул шатер.
Байяз наклонился к майору Опкеру и прошептал ему на ухо:
– Надо арестовать его, пока он не покинул лагерь.
– Арестовать, милорд? Переговорщика?..
– Арестовать и в оковах доставить в Допросный дом. Белая тряпка не укроет от королевского правосудия. Полагаю, это дело расследует наставник Гойл.
– Э-э… будет сделано.
Опкер вскочил и выбежал вслед за добрым человеком Худом. Джезаль нервно улыбнулся. Дубильщик тоже слышал разговор Байяза и Опкера и улыбнулся так, будто судьба бывшего товарища его нимало не заботила.
– Должен извиниться за своего помощника. В таких делах всем не угодишь. – Он беззаботно махнул рукой. – Не переживайте, я выступлю перед маленькими людьми с большой речью. Скажу, что мы своего добились, и что они скоро вернутся по домам, что никому вреда не будет. Кое-кто, конечно, возмутится, но вы, полковник Луфар, справитесь с недовольными, не сомневаюсь.
– Э-э… да, – пробурчал Джезаль, совсем сбитый с толку. – Полагаю, мы…
– Отлично. – Дубильщик вскочил на ноги. – Боюсь, мне пора идти. Дела, дела. Никакого покоя, да, полковник Луфар? Никакого покоя.
Он пристально посмотрел на Байяза и покинул шатер.
– Если кто-нибудь спросит, – тихо произнес на ухо Джезалю первый из магов, – я скажу, что это были трудные переговоры с решительно и недружелюбно настроенными оппонентами. И что вы проявили недюжинную выдержку, напомнив повстанцам о долге королю и стране, заставили их вернуться на поля и все такое…
– Но… – Джезалю хотелось плакать от потрясения и вместе с тем от облегчения. – Я же…
– Если кто-нибудь спросит, – повторил Байяз, резким тоном давая понять, что инцидент исчерпан.
Щурясь на солнце, Ищейка наблюдал, как мимо плетутся солдаты Союза. Побитые армии после боя выглядят одинаково: идут медленно, сгорбившись, все в грязи, глядя под ноги, будто там есть что интересное. Ищейка за свою жизнь насмотрелся на проигравших, он и сам не раз был побежден. Проигравшие стыдятся, корят себя за то, что сдались, не получив ни царапины. Ищейка прекрасно знал, как чувствуют себя побежденные, и хотя стыд – чувство паскудное, сносить его куда легче, чем порез от меча, да и заживает быстрее.
