Пока муфли с открытыми ртами разглядывали обстановку, рой звезд собранно, как по команде, переместился к лежащему на полу Шэму.
Звездная стайка, то спускаясь ниже, то поднимаясь вверх, кружилась над распластанным телом ведмедя, рисуя в воздухе изящные световые линии. Муфли и норна, на некоторое время онемев, следили за странным сверкающим танцем, и вдруг одна из звезд оторвалась от общего хоровода, подплыла к Хомишу, потом к Лапочке. Она была самой яркой и самой крупной, и сильно отличалась по теплоте цвета от других. Стая светила холодно и ровно, а эта пульсировала бело-желтыми вспышками. Словно дышала.
Затем яркая звезда вернулась к недвижному оборотню, вспыхнула, потускнела и медленно проплыла над ведмедем. Снова вспыхнула, вновь потускнела, и замерший рой, будто б услышав распоряжение, собрался вместе, окружил Шэма плотным кольцом, поднырнул под него, приподнял и понес по воздуху прямиком в альков с черным потолком.
Изумлению муфлей не было предела.
Стайка пронесла мощное тело, как невесомое перо, и бережно опустила на застланную цветным покрывалом перину.
Лапочка кинулась к Шэму, а внимание Хомиша приковала витая лестница.
Она рассекала самый центр пространства загадочной комнаты и, виляя всем своим лестничным телом, уводила куда-то в неизвестное высоко.
В голове Хомиша пронеслось: «Лестница, как в домах людышей, неизвестно куда и неизвестно откуда».
Хомиш отмахнул эту мысль, когда пролетающая мимо звездочка ударилась об его ладонь и нырнула в светильник из ажурного стекла, что висел на стене слева. Следом и остальные пронеслись над свечами в высоких подсвечниках, расставленных заботливой рукой – или лапой – по всем углам комнаты и по лестнице вверх. Касаясь свечей, звезды оставляли за собой язычки пламени.
Некоторые звезды исчезали, улетая вверх по ступеням.
Некоторые ныряли в пузатые фонарики, чтобы через ажур стекла подсвечивать стены, полы, потолки и все, что было внутри дивного жилища.
Небольшой рой взлетел на потолок, что раскрылся, словно ночь, над кроватью с лежащим Шэмом.
Слепящий белый свет сменился неровным мягким свечным и легкими дрожащими тенями.
Все и везде было чисто. Язычки свечей плясали и уютно потрескивали. Откуда-то слышался шум воды.
– Река шумит, та, что снаружи. Великантеров вроде не слышно, – заговорил наконец Хомиш. Он ожидал, что Лапочка что-то сейчас обязательно ответит, но в голове его прозвучал другой голос.
«Прав ты, Хомиш. Шумит река Жизни. Она сейчас здесь. Медлить нельзя. Тебе нужно выйти и набрать воды. Шэма иначе не спасти. Внутри его тела застрял наконечник копья. Без воды не справиться».
«Опять голос! Знакомый голос», – вздрогнув, подумал Хомиш и глянул тревожно на Лапочку. Муфлишка устроилась в мягком большом кресле, которое стояло около алькова, и разглядывала серое перо с пестринками и белой каймой по краям. Афи крутилась рядом с муфлишкой.
– Ты сейчас ничего не слышала?
– Афи трещит, – тут же ответила Лапочка. – Только я ей перо не отдам.
Перо в лапках муфлишки слабо переливалось, и его пушистые ребрышки подрагивали от дыхания Лапочки и трекотания норны.
– Перо большого глифа. Где ты его нашла? – вгляделся муфель в находку.
– Оно здесь валялось, на этом дивном ковре. Пожалуй, оставлю себе. Наверное, это перо глифа самого Хранителя!
– А больше, кроме Афи, никого не слышала? – настаивал Хомиш.
– Никого. Чего пристал? – Лапочка все же прислушалась на всякий случай. И после выдохнула и подтвердила: – Никого и ничего. Только вода шумит и свечи трещат. О, радость! Значит, великантеры ушли.
