«Все, все, все.» – с громким шлепком ударил себя ладонями по щекам Френтос, затем активно их растирая. «Час уже наверняка прошел, а Ультры так и нет. Нужно валить отсюда, и поскорее.». С этими мыслями он, без особых раздумий, подскочил к двери, чуть сдвинув ногами от приземления ковер, и дернул дверную ручку на себя. Чего и следовало ожидать, дверь была уже открыта, а ключи Джером, наверняка, забрал с собой, когда уходил. Оставалось только понять, когда это произошло, и для чего старик вообще покинул комнату в его ужасном состоянии, при этом заранее не предупредив Френтоса, особенно если заранее боялся вмешательства кого-то со стороны, и потому даже просил Френтоса постучать в его дверь три раза, доказав, что это пришел именно он.
Дверь уже почти не скрипела, или, по крайней мере, звук ее скрипа слишком сильно перебивался участившимся звуком дыхания и сердцебиения Френтоса. Только в коридоре, где в сторону главной улицы выходило наполовину открытое окно, его уши залил довольно странный шум, похожий на хоровое пение постоянно движущихся вправо, в сторону самого местного цирка, людей. Этот звук немало пугал Френтоса своей монотонной тяжестью, и только добавлял ему желания поскорее уйти от всего города подальше. Со своим окто он мог спокойно пробить стену с другой стороны коридора, и выйти через нее, чтобы не сталкиваться с поющими под самыми окнами отеля людьми спереди. С другой стороны, на ресепшне должна была оставаться Слаки, и Френтос просто не мог оставить ее в этом безумном городе теперь, уже всем своим подсознанием чуя окружающую его опасность. Быстрым шагом, едва не переходящим в бег, он добрался до лестницы, ведущей на первый этаж, и, бегом спустившись по ней, сразу подбежал к деревянной стойке, где совсем недавно, казалось, он и разговаривал с подругой. Увы, холл был полностью пуст, и Френтос сам понимал, почему. Он вспомнил, как Слаки говорила ему, что ее рабочая смена уже заканчивается, и наверняка потому ушла из здания за то время, пока Френтос дремал. По крайней мере, он специально думал так, и так же пытался себя успокоить.
Голоса снаружи все не замолкали, и факт того, что Слаки не было на месте, только большим волнением трепетал сердце Френтоса. Пусть он был не из пугливых, тем более после той же истории с Проклятой Деревней год назад – то, что он слышал снаружи, с каждой секундой звучало все более жутко, а от прежнего веселья местных жителей, как и от веселья самого Френтоса, не осталось и следа. Голоса жителей снаружи сливались в хор, больше похожий на церковный, хоть и весьма торжественный, но все равно будто пропитанный злой волей. От его тяжести и протяжности у людей более пугливых, чем Френтос, наверняка бы уже начала стыть кровь в жилах. Хоть и вряд ли от этого воздух в холле вдруг показался ему таким холодным даже в столь толстой и теплой одежде, как бахалиб.
Сглотнув уже подступивший к горлу ком, сжав всю свою волю в кулак, он с полной решимостью бить все, что может вдруг на него напасть снаружи, тяжелым и быстрым шагом, едва не круша под собой трещащий пол, подошел к двери, и со всей силы выбил ее ногой. Дверь, конечно, открывалась в другую сторону. И Френтоса это, конечно, теперь совершенно не волновало.
С треском слетев с обеих петель, удержавшись при ударе о внешнюю стену одним-единственным прицепившимся к железной петле кусочком дерева, подняв в воздух лежавший под собой песок дверь ушла с пути до предела напряженного Френтоса, открыв ему картину внезапно не совсем новую, но все равно более жуткую, чем прежде. Пока все было не так страшно – местные жители всего лишь быстрым шагом, все вместе, и так же вместе напевая одну песню, шли в сторону цирка, попутно даже весело махая Френтосу рукой. Некоторых из этих людей Френтос видел, когда занимался с ними разрушением города, а с некоторыми даже общался. Они все так же весело улыбались и болтали между собой, но сами их улыбки выглядели уже немного иначе, и совершенно иначе в глазах именно Френтоса. Будто это были улыбки уже совершенно других людей, а точнее даже одного и того же человека, и совершенно точно опасного и безумного.
