Блондин устроился на диване довольно скромно, и при этом постоянно вздыхал, сложив длинные тонкие руки на колени. Он был довольно худ, но при этом невероятно высок. Его длинные прямые, чистые и послушные светлые волосы чуть не доходили до места, на котором он сидел. Длинный желтый жилет, кремового цвета рубашка под ним, белые тканевые штаны, высокие кожаные белые сапоги, белые перчатки, и та самая небольшая желтая шляпа с загнутыми краями и густым розовым оперением. Внешне, настоящий джентльмен, член высших сословий, благородный и величественный. Но не человек. Это было ясно сразу. В первую очередь, наверное, благодаря нездорово бледно‑белому цвету кожи, вообще человеку не свойственному, огромному росту и едва промелькивающим за тонкими почти бесцветными губами острыми маленькими зубами. Его лицо было чистым и сухим, молодым и гладким как у ребенка. Глаза едва были видны за бровями, совсем маленькие и глубоко запавшие, совершенно не освещаемые из‑за закрывающих путь света от камина к ним густых волос. Что‑то печальное, грустное и одинокое читалось в его лице тогда, будто в этом тогда и была вся его жизнь. Только это и выражало тогда оно. И жизни в этом лице не было больше никакой.
Девушка же, сидевшая с ним, была раза в три меньше блондина. Наверняка, она была даже ниже моей младшей сестры Лилики, и, как и Лилика, эта девушка выглядела еще совсем молодо и по‑детски безобидно. Ее маленький гладкий носик, ее большие, глубокие и голубые, словно бескрайнее море, глаза, прелестные губы и бархатные волнистые светлые волосы – все то, что останавливало на себе глаз, закрывая почти все остальное, не менее безжизненное, чем у ее спутника, лицо. Она смотрела куда‑то вперед, в пол, но сама прижималась спиной к спинке дивана. Что‑то очень необычное, сильное и ловкое было в каждом изгибе ее маленького, стройного, прекрасного тела. Явно также нечеловеческого по многим признакам. Только ее форма меня и настораживала. Вряд ли среди имтердов, даже столетия назад, были пираты, но ее форма, даже с очень оригинальным головным убором, на форму некоторых широко известных капитанов пиратов походила точь‑в‑точь. Также, у девушки уши на человеческие похожи не были совсем. Они были и длиннее, и имели некоторое оперение, и в тот самый момент они были «грустно» опущены, пусть и сама девушка не показывала такой уж печали. В ее лице, скорее, застыла больше усталость, чем грусть.
– Дикари. Чуть нас всех не поубивали. – вдруг заговорил, не поднимая голову, а так и глядя на свои колени, блондин.
– Военачальники оклемаются? – так и смотря в пол, будто в трансе, спросила девушка.
Я крепче, зло напрягая лицо, сжал зубы. "Военачальники имтердов?" – думал я. "Нет, да вы шутите."
– Я видел лишь Бетоуэта, он точно оклемается. По крайней мере, я на это надеюсь. Он всегда был сильным, и такого, как он, так просто, лишив сил, не убьешь. Другой вопрос, что стало с Гелларом и Вордилионом? Я не видел их, когда очнулся.
– Понимаю, вам, наверное, не хочется об этом говорить… – прикрыла глаза девушка.
– Я не знаю. Не знаю уже этих двоих. Ни Вордилиона, ни Геллара. И я уже не исключаю версии, что даже они бы могли это все подстроить.
– Как и в Храме Вордилиона? – посмотрела на блондина она.
– Я с самого начала знал, что за этим стоит не Нис, и то чудовище, которые мы встретили там…Я чувствовал его, когда мы входили сюда, в Храм Актониса. Я думал, что и другие его чувствуют…но никто даже и слова не сказал. И вот, конечно, оно нас чуть не поубивало. – откинулся назад, скрестив руки на груди, блондин.
