Последний лай вишни - страница 8

Джессамин любила эту пору. Она считала, что осень – самое честное время года. Лето обманывало надеждами, зима замораживала их, весна пробуждала заново. А осень говорила правду. Тихую, болезненную, но настоящую.

Именно в этот день она впервые собиралась в школу после долгих каникул.

Солнце проснулось вместе с ней. Мягкое, чуть серое, но настоящее. В доме пахло кофе, свежими булочками и чем-то ещё – домашним, тёплым, родным.

– Просыпайся, моя принцесса, – услышала она голос матери.

Малати Огден всегда знала, как разбудить её без резкостей. Просто входила в комнату, открывала шторы, ставила рядом кружку с горячим шоколадом и добавляла одну фразу:

– Сегодня будет особенный день.

Джесс потянулась, прикрывая глаза ладонью от слабого света. Её волосы растрепались, одна прядь упала на лицо, другая закрутилась вокруг пальца. Она не хотела вставать, а взгляд её зацепился на суетливой и заботливой матери.

Мама была женщиной, которая дышала тишиной. Её присутствие само по себе успокаивало – она несла в себе какой-то древний покой, накопленный годами жизни в маленьком городке Карлтон. У неё были короткие белые волосы, которые она никогда не могла отрастить до уровня плеч – они росли медленно, будто не хотели мешать её мыслям. Она часто экспериментировала с причёсками, делая лёгкие завивки, немного удлинённые чёлки, а иногда просто оставляла их короткими и прямыми.

Её глаза – светло-голубые, почти прозрачные – всегда смотрели с пониманием. В них не было осуждения, только сочувствие и забота. Кожа – бледная, с едва заметным румянцем щёк. Она выглядела так, словно родилась для внутреннего света, а не для яркого.

Каждое утро она начинала с того, чтобы напомнить себе: «Сегодня я буду доброжелательной. С собой и с другими».

Малати работала медсестрой в местной больнице, но её милосердие не заканчивалось за её рабочим днём. Она помогала соседям, знала всех в городе по имени, а если кто-то болел – первая приносила суп и тёплый плед. Дом, где они жили с Джессамин, пах чем-то домашним – травяным чаем, свежим печеньем, старыми книгами и эфирными маслами, которые она капала в аромалампу по вечерам. Это был дом, в котором чувствовалась забота. А всё потому, что Малати каждую деталь быта превращала в акт любви.

– Я знаю, что ты слушаешь, – добавила мама, улыбаясь. – И я знаю, что ты уже думаешь, что наденешь.

Джесс рассмеялась, спрятавшись под одеялом.

– Может быть, я останусь дома. Посижу с Черри, попью чай, почитаю книгу.

– Да, конечно. Только если ты скажешь ему, что у тебя остался последний шанс встать с кровати до того, как автобус уедет без тебя.

Черри, лежавший у изножья кровати, поднял голову и тихо залаял.

– Видишь? – Малати указала на него. – Даже он знает, что ты опаздываешь.

Джесс села, вздохнув.

– Почему ты всегда права?

– Потому что я твоя мама. Это врождённый навык.

Она встала, оставив тепло постели позади. Воздух был прохладным, но не холодным – таким, что заставлял двигаться быстрее, думать тише.

Её комната была как маленькая вселенная: стены украшены старыми фотографиями, записками от друзей, вырезками из журналов о путешествиях, которых она пока не делала. Книги стояли аккуратными рядами, хотя половина лежала вперемешку – после последней ночи, когда она не могла уснуть и читала до утра.

Она подошла к окну. За ним – Карлтон. Улицы, покрытые листьями. Старые качели, которые скрипели на ветру. И река, которая текла.