Сергей лишь посмотрел на нее. Его глаза были полны слез, которые предательски стекали по его щекам. Где-то в глубине души Сергей понимал, что не хочет видеть сына. Он готов даже отказаться от него, чтобы не видеть причину смерти своей любви. Пусть лучше он будет жить где-то далеко, где-то там, а Сергей попытается забыть о нем, храня в памяти лишь образ Марины.
Юрий Николаевич встал, взял стакан с водой из рук Ольги Владимировны, залпом выпил его и подошел к Сергею.
– Идем, – проговорил Юрий Николаевич, – ты должен подержать сына на руках.
– Юрий Николаевич, нельзя же… – начала было Ольга Владимировна, но грозный взгляд остановил ее. Она поняла: именно то, что предлагает Юрий Владимирович, поможет новорожденному Марку не остаться одному.
– Куда? – тихо спросил Сергей. Он всё еще не хотел видеть сына.
– Оля, дайте ему что-то, что можно надеть, – приказал Юрий Николаевич.
Ольга Владимировна быстро подбежала к неприметному шкафу у стола, достала оттуда халат и протянула его Сергею. Юрий Николаевич одобрительно кивнул. Сергей взял халат, ватными руками попытался его надеть. Он уже был готов сбежать отсюда. Ольга Владимировна помогла ему и легонько подтолкнула.
Сергей медленно брел за Юрием Николаевичем. Мысленно он был где-то далеко – там, где он впервые повстречал Марину, он пытался держать в голове тепло ее рук, её взгляд и смех так, будто это могло куда-то пропасть, как только он перешагнет порог послеродового отделения. Юрий Николаевич что-то рассказывал Сергею, но слова пролетали мимо. Он словно в бреду шел за врачом, будто со стороны наблюдал за тем, как Юрий Николаевич берет ребенка, укутывает его в пеленку и аккуратно протягивает.
– Это ваш мальчик, – проговорил Юрий Николаевич, – Марк Сергеевич.
Сергей пришёл в себя лишь тогда, когда почувствовал едва ощутимую тяжесть на руках. Это был их сын. То, что оставила после себя Марина – его жена и любовь всей его жизни. Этот маленький и теплый комочек жизни, которого еще несколько минут назад Сергей так ненавидел.
Марк зашевелился, сморщив крошечное лицо, затем сжал палец Сергея с неожиданной силой и открыл глаза. Серо-зеленые. Точь-в-точь как у Марины. Сергей посмотрел на сына и вдруг почувствовал такую легкостью, такое неведомое счастье, будто вся радость и все тепло сосредоточились в этом маленьком человечке. И в этот момент Сергей принял для себя самое важное решение, но уже не только в своей жизни, но и в жизни новорожденного Марка.
С того самого дня, когда Сергей решил, что будет воспитывать своего сына Марка, прошло восемнадцать лет. Марк стал совсем взрослым: только что окончил школу и готовился поступать в университет. Отец настаивал, чтобы Марк оставался в Южно-Сахалинске, поступал на архитектурное отделение Сахалинского Государственного Университета и стал хорошим архитектором, как и отец. Только вот Марк не горел желанием проектировать здания и заниматься чем-то, похожим на это. Хотелось в политику или на худой конец – в журналистику, но сказать отцу об этом он не решался. Хоть Марку и стукнуло восемнадцать лет, отец до сих пор решал то, чем будет заниматься сын.
Переубедить Сергея было весьма сложно. Он стал строгим и требовательным – будто все счастье, тепло и радость умерли в нем тогда вместе с любимой женой Мариной. Похоронив ее, Сергей ушел полностью в работу и стал весьма узнаваемым архитектором не только в Южно-Сахалинске, но и во всем Дальневосточном округе. Сергей пытался воспитать сына так, чтобы тот был ко всему готов: был умным, спортивным и сообразительным. Во всей этой требовательности и строгости будто сосредоточилась та самая мысль оставить сына в роддоме, чтобы он не напоминал ему о Марине.
