Марк долгое время пытался противостоять отцу. Он и пытался уходить из дома, и протестовал, объявляя голодовки, и даже жаловался в школе, но ничего не помогло. Ему пришлось смириться с тем, какую жизнь для него выбрал отец. Поэтому нашел несколько способов жить так, как хочется, но так, чтобы об этом не узнал отец.
– Доброе утро! Я встал! – прокричал Марк со второго этажа их двухуровневой квартиры. Так приходилось делать каждое утро, чтобы отец не приходил к нему в комнату его будить.
Сергею удалось за все это время построить карьеру, приобрести квартиру, о которой они мечтали с женой, и обустроить ее так, чтобы все было на своих местах. Недаром же он был архитектором. Квартира была обустроена идеально для жизни, что очень даже устраивало их обоих. Отец, в свою очередь, не только работал с утра до ночи, но и выполнял все обязанности по дому: готовил, убирался, стирал, хотя давно уже мог позволить себе оплачивать услуги тех, кто занимается этим профессионально. Марк часто помогал ему. Не потому что тот требовал этого или жаловался, а потому что понимал: отцу нужно помогать, чтобы он не был таким строгим. Все работало как часы если никто не нарушал правила.
Марк по запаху понял, что на завтрак что-то жареное. Отец отлично готовил блинчики, да и вообще вкусно готовил, но никогда не говорил, что все это сделано по рецептам его жены. Они вообще мало о ней говорили. Лишь фото под магнитом на холодильнике напоминало о том, что она когда-то жила, что отец знал и любил ее. Больше упоминаний о Марине в этой квартире не было. Марк раньше расстраивался из-за этого, но потом привык.
– Блинчики, – проговорил Марк, спустившись на кухню, – мне побольше!
Отец сидел за газетой и, казалось, вообще не обращал внимания на сына. И кто вообще в это время читает газеты? Марк усмехнулся и потянулся за блинами, но отец молча отодвинул тарелку, отложил газету в сторону и со строгостью, свойственной лишь ему, посмотрел на сына.
– Какой у нас сегодня день? – спросил он.
Марк не сразу понял, что отец спрашивает его на английском языке. Он принялся вспоминать, какой же день, но живот предательски просигналил, что пора бы что-нибудь съесть. Сергей молча повернул голову в сторону холодильника, на котором висело еженедельное расписание. По цвету дня Марк всё понял.
Уже более трех лет в их маленькой семье существовало правило. В определенный день говорить на определенном языке, чтобы прочно закрепить знание языков. Сегодня был понедельник, а, значит, разговаривать следовало на английском языке. Во вторник они говорили только на китайском, в среду – на арабском, в четверг – на португальском, в пятницу – на немецком, в субботу можно было говорить на всех языках, кроме русского, а в воскресенье – только на русском.
– Monday, – буркнул Марк, тыкая вилкой в блин. – можно я хоть завтракать буду по-русски?
Сергей медленно опустил газету. В его глазах мелькнуло что-то, что Марк знал слишком хорошо – холодный расчет, как перед шахматной партией.
– Правила существуют, чтобы их соблюдать, – проговорил Сергей сухо. – Как и обещания.
Марк сглотнул. Он ненавидел, когда отец говорил об «обещаниях». Как будто его мать, умирая, завещала ему… что? Быть идеальным сыном? Или отец просто придумал это, чтобы держать его в узде?
– Извини, – поспешил сказать Марк на английском, – с утра не сразу понял.
Он посмотрел на отца. Вот зачем тот придумал такие правила? Хотя за это отцу стоит отдать должное – к своим восемнадцати годам Марк уверенно знал все эти языки, свободно общался и даже думал на них.
