– Замолкни, нечего сотрясать воздух пустыми молитвами. Он не слышит тебя, твой Илир. Оглядись больной кровопийца, узри, что сотворил от его имени. – поддев пальцем подбородок истово лепетавшего молитву священника приговорённая подняла его голову.
– Его могущество безмерно, как и не ведает преград свет, принесённый дланью его, его пророком. – святоша что ещё недавно казался несокрушимым в своей вере. Тот, что недрогнувшей рукой запалил под привязанными детьми хворост, сглотнув, обвёл этих окруживших его малышей полным ужаса взором. Вздрагивая от увиденных пред ним личин, обгоревших местами до самых костей, навечно застывших в нестерпимой муке.
Он боялся этих ликов, но не так сильно, как возвышавшуюся над ними Эльфийку. Но не в силах противиться ужасной мощи, что ровно раскаленный прут давила его подбородок вверх, он задрал голову выше. Не в силах даже прикрыть глаза, встретившись взором с её кровавыми очами на ещё недавно прекрасном лице, являвшим ныне миру все самое темное, что в нём есть.
– Знай же, что сердце моё чисто и предлежит свету принёсённому им. – запинаясь, пробормотал пастырь, соскребая по закоулкам души остатки веры. – Я не боюсь смерти, тьмы исчадие, ибо предстану пред глазами пророка его Илира пречистого безгрешным.
– Смерти? – издевательский хохот переродившейся болью отразился во всём худосочном теле священника. – Нет, не будет тебе покоя, отныне ты слуга, мой и телом, и духом! А мучения коим ты в угоду своей ложной святости, своей темной натуре звериной, подвергал невинных станут частью тебя.
Запрокинув голову, проповедник захлебнулся криком муки, едва словно снаряд, выпущенный из пращи разбивая ребра, его кровоточащее, но бьющееся сердце вырвалось из груди. Повиснув в воздухе, словно удерживаемое незримыми нитями, простертой над ним рукою полуэльфийки со скрученными пальцами.
– Даже сердце твоё отныне моё.
Он должен был умереть, разум объятый волнами агонии твердил эту нехитрую истину, но жизнь упрямо не покидало тело. Священник с ужасом смотрел как отбивает ритм жизни пульсирующая мышца, расчерченная прожилками вен зависшая под протянутой вперёд рукою приговорённой.
– Я явлю миру истинный твой облик, дабы паства твоя увидела пред своею заслуженной кончиной каков ты изнутри.
Тщедушное тело, забившись в конвульсиях, упало на доски помоста. С проповедника, будто смываемая дождевым потокам стала сползать кожа, оголяя мышцы и кости. Со страшным режущим слух хрустом, череп святого отца погрузился в середину грудной клетки, а к челюстям расширяя рот до невиданных размеров, прирастали рёбра, создавая огромную пасть ощетинившуюся клыками из обломков костей.
Под жуткий хохот темной эльфийки иначе её уже было не назвать. Полуистлевшие тела верных воинов, павших от прикосновений детей призраков, окружавшие чудовищно преображающегося проповедника, стали прирастать к своему предводителю. Обращаясь какофонией отвратных звуков хруста да чавканья, в нечто сродни пауку из непонятной мешанины рук и ног свитых тёмною волей в много суставчатые конечности.
И без того объятые безотчётным ужасом жители Эльбурга, сотрясая небесный чертог криками, сжавшиеся в непонятную сутолоку. Непрестанно падающие под градом призрачных стрел да клинков на залитую кровью площадь родного города. Думали, что уже увидали все ужасы, которые только можно было вообразить, но ошиблись фантазия оказалось немощно слабоватой.
