Даже под образом высокого шлема с гребнем, сквозь смотровую щель было видно, как исказилось нестерпимой мукой мёртвое высушенное лицо с пустыми глазницами. За миг до того как лич силой воли изгнала придав вечному небытию верного древнего война.
Одерек кашлянув в бороду, вестником смети темною кровью, поднял голову, горделиво расправляя спину уперевшись руками о рукоять молота в очередной раз, бесстрашно посмотрев в кровавые очи.
– Зачем? Почему ты так жаждешь защитить этот гнилой и слабовольный скот, они не достойны и капли пролитой тобою крови. – скорбь вновь тронула изменённое лицо приблизившейся приговорённой.
– А зачем даже увидев всю грязь рода человеческого ты продолжала исцелять их. – кивнул он головой на её детскую ужасную свиту. – Прости меня за то, что не успел.
Голова молота стала безвольно клониться, будто под непосильной тяжестью осунулись плечи содрогаемые кашлем, толкавшим через рот кровь. Только сокрытые наручами руки продолжали сжимать молот упёртый билом в брусчатку.
– Я не отпущу тебя доблестный воин, ты должен будешь узреть новый мир, что я возведу, очистив старый. Отныне не подвластный смертной юдоли ты будешь прибывать подле меня. – лич шагнула вперёд, простирая над головой молота свободную от пронзённой клювом филактерии–сердца руку.
Но в тот же миг на наплечник воина опустился дико каркающий ворон, забивший крыльями словно оберегая Одерека. От мудрой многовековой птицы исходили волны невиданного могущества, заставившие приговорённую чуть прикрыв рукою глаза будто стережась ослепляющего света, отступить назад, а свиту детей призраков и вовсе спрятаться за ней.
Издав ещё пару предостерегающих криков ворон широко расправив крылья над Одереком неожиданно замер, серея перьями и обращаясь в каменную статую, как и воин ордена под ним так и не разжавший рук на ощетинившейся лезвиями рукояти молота.
Постепенно, ярящаяся во всю буря, утрачивая запал, сошла на нет. Неудержимые порывы ветра, крутящие сотни флюгеров поверх крыш, завывающие средь узких пустынных улочек, сменились лёгкими дуновениями. Смерил свою ярость и ливень, обратившийся лёгкой холодной моросью, вот только небеса так и остались, затянуты свинцово черными тучами будто буря, разразившаяся над Эльбургом, гремевшая на протяжении нескольких часов, не смогла избавить их от накопленного гнева.
Приговорённая окружённая детьми призраками за чьей спиной застыв в ожидании ровными шеренгами, стояли туманные силуэты древних воителей эльфов, продолжала смотреть на опустившую голову статую. Размышляя над последними словами орденского воина да вслушиваясь в нескончаемый шепот Илавалена. И словами древнего, лич полнилась уверенностью, что и этот славный воин потерял жизнь по вине её мучителей. Ведь нибудь они столь жестоки да кровожадны, ему бы не пришлось вступить в неравный бой, бросая вызов силам, что смогут отчистить эту землю.
Разве кто из них остался помочь ему, разве кто сказал хоть слово поперёк святоше, что бросил факел, запаливая костры под ней и ни в чем неповинными детьми. Никто из них не достоин жизни и ни кто не скроется. Тёмная эльфийка посмотрела в сторону извечных спутников больших городов нескольких стай бродящих собак, что переборов чувство опасности, вытесненное голодом, потихоньку начинали глодать устилавшие площадь многочисленные трупы.
– Пресытившиеся скверной ею и прорастут. – тихо, но властно сродни приговору прозвучал голос тёмной эльфийки заглушенный визгом собак. Что упав и принявшись валяться, стали расти и меняться, покрываясь ужасными струпьями да гнойниками облезая частично шкурами, вытягиваясь клыкастыми мордами.
