Дорогую плату отдавали Вороны бдящие за свои могучие способности, что не раз ограждали людей во время всяческих войн. Они-то в отличие от прочих орденов всегда вставали на сторону простого люда, не одна баронская смута да междоусобица кончилась их вмешательством. Именно их горные твердыни-крепости, соседствуя с гномьими шахтами, стеной стояли на пути всяческой нелюдской мерзопакости из-за дальних рубежей королевств, норовившей добраться до честных людей. И увидав сегодня на своём пороге (молота) чей брат плевать хотел, на большинство мирских судов, сердце хозяина зажглось тлеющим огоньком надежды. Может, убережет от нагрянувшей беды затевающейся в ближнем Эльбурге.
– Бери, бери. Дочек подарком порадуешь, небось совсем кухонными делами загонял. – нетерпящим возражения тоном чуть ухмыльнулся молот на вид не старше сорока годов. Положив монету, цену месячного жилья на постое на стойку.
Словно услыхав его слова из дверей кухни, выглянула младшая дочь Айсвида в длинном переднике поверх свободного зелёного платья. Вечно шаловливый ребёнок с длинной тёмной косой и добрым открытым лицом прыснув смехом сказала – Как есть загонял. – и тут-же скрылась да так быстро что кулак Хёльберта погрозил пустому проходу.
– Откуда путь держишь. – спросил хозяин истинно нехотя беря денежку в тайне сжимаясь сердцем боясь услышать, что мол из города. Ведь доведись прозвучать такому вслух, то умерла бы и надежда что хоть кто-то может сказать слово поперёк фанатикам, что всюду выискивали еретиков да ведьм.
«Прости пречистый, свет твой надобен и слово твоё осеняет души, спасая от мрака, но разве волею твоей призванной на радость рода человеческого запаливаются костры криком жертв озарённые.» – Думал про себя Хельберт, глядя на этого могучего война.
– С дальнего форпоста Сатаркера что на северо-востоке Ломаных хребтов. Полгода как не был в родной обители. Я, да ещё трое братьев были отряжены командором посланцами к гномам, – чуть погрустнел ворон бдящий. – Помогали им выводить бестий, что появились в недавно открытых шахтах. Прескверные доложу тебе твари. – повозившись за пазухой молот достал здоровенную больше его кулака раза в два, изогнутую костяшку острую на конце, не иначе некогда принадлежащую живому существу.
– Это коготь такой? – изумлённо поднял брови трактирщик, запоздало осознав слова, меня и ещё троих, но ведь пред ним сейчас стоял только один орденский воин.
– Не, клык. – спокойно ответил воин, приложившийся наконец к кружке с элем. – А чего это пусто так у тебя сегодня? – оглядел он пустующий зал. – Не издольщиков ни купцов, ни цехового брата, да крестьян. Праздник, какой в Эльбурге или ярмарка.
– Ага праздник, упаси Илир от таких гуляний. – ответил Хельберт касаясь маленькой золоченой длани, висящей на шеи, с нескрываемой надеждой посмотрев на (молота). – Казнь сегодня, ведьму еретичку жгут на площади.
Ответом ему сослужил враз омертвевший лик орденского война, да хруст сжатых кулаков. Ворон бдящий догадывался, о чём беззвучно одним взором вопрошал его хозяин. Одерек именно так от роду звали воина, и сам ненавидел святош фанатиков, что всюду выискивали виноватых. Да матерей судительниц что, теряя ранее безоговорочную власть, соглашались с приговорами, предавая жуткой смерти в большинстве своём невинных людей. Но вмешаться не мог, такой пакт заключил с церковью магистр ордена после бойни в столице Нагдельбурге. Когда вороны бдящие, числом около пяти десятков утопили в крови местное ополчение вместе с церковными войнами, освобождая двух женщин крамолой учёных и обвинённых в ереси. Но про то было не ведомо доброму хозяину трактира, чьё сердце переборов страх, повелело обратиться за помощью к нему, ставя себя и семью, прознай кто, под прицел церковников.
