Кто мертв у вас, у Бога – живы,
А вы простите мне за это,
Что я бываю некрасива.
Какая встреча – Смерть и Жизнь.
Одна страшна, с тупой косой,
Другая с чаем, с колбасой,
И вечным лозунгом: «Держись!»
Смерть жизни задала вопрос:
«А нет ли камня, поточить?
Тут кое-кто не должен жить,
Да вот, срывается покос…
Ты мне с косою помоги!»
Тут жизнь от наглости такой
Аж поперхнулась колбасой:
«Позволь, но мы с тобой враги…»
И испытала легкий шок,
Глаза тараща на косу:
«Тебе я камень принесу,
Чтоб ты меня под корешок?
Иди-ка, дура, стороной.
Полно камней в других дворах!»
И смерть, сложив в мешочек страх,
Ушла за камнем в двор другой.
А жизнь, дохлёбывая чай,
Во след ей буркнула: «Иди!
Когда наточишь, приходи,
А не застанешь, извиняй.»
Шёл цыган, цыган был пьян.
Солнце закатилось,
И роса душевных ран
По лицу струилась.
Был цыган не стар, но рван,
Даже без гитары.
Лишь седеющий туман
Был цыгану парой.
Ничего то не скопил,
И детей не нАжил,
Мало ел и много пил,
А иначе как же?
Не в болезни, не в бою
Потерял он силу.
Он цыганочку свою
Уложил в могилу.
Шёл цыган в степи пустой,
И лишь птица выла,
Что ему уж смерть с косой
Счёт до трёх открыла.
Раз – он слёзы рукавом.
Два – и солнце встало.
Три – увидел чей-то дом,
Смерть, скомандовав: «Крууугом»,
На ходули встала.
Как быстро выросли дети,
Порою грустно немного.
Ещё вчера – на рассвете,
И нет конца у дороги.
Когда полжизни промчалось?
Когда огниво рассвета
В зените, вдруг, оказалось
Как в полдень жаркого лета?
Да нет же, есть ещё порох,
В душе по жизни шестнадцать,
И дел по-прежнему ворох,
И есть мотив наслаждаться.
Я помню, сын обещал мне
Добыть от старости средство,
Но годы скачут нещадно,
Назло наивному детству.
Украдкой глядя на маму,
Её зенит вспоминая,
Смиряюсь с мыслью упрямой:
Я тоже буду такая.
И это, братцы, нормально,
Такой порядок у Бога,
Но отчего же печально,
Что всё короче дорога?
Этим утром Господь апельсин золотой
Из небесных прислал закромов.
От красивой и щедрой посылки такой
Просыпается в сердце любовь.
Расплескался лучами оранжевый сок,
Освещая надежду мою.
Снова день убежит, как меж пальцев песок,
Суету приближая к нулю.
Так и мчится отмеренных лет череда.
Важно помнить одно: в каждом дне
Видеть нужно достоинства, помнить всегда —
Мы транзитом на этой земле.
Казалось бабуле, что кот её, Васька,
Который схоронен на заднем дворе,
Совсем не лежит одиноко в земле,
А в небе летает на облаке. «Слазь-ка», —
Кричала бабуля Василию вслух,
«Поел бы хоть рыбки, спустись на минутку,
Летаешь по небу уж целые сутки!»,
И с ней в унисон кукарекал петух.
Но Васька не думал спускаться домой.
Мурлыкал довольный и лапой махал,
А бабушка в небо кричала: «Нахал!»,
Слетевший платок поправляя рукой.
А после, присев на ступеньки крыльца,
Задумчиво глядя на свой огород,
Шептала довольно, светлея с лица:
«Устроился славно ты там, обормот!»
С улыбкой блаженной садилась за стол
И кашку овсяную ела одна,
А после смотрела в окошко она,
А вдруг её Васька покушать пришёл.
И я буду бабушкой старой, дай Бог!
Дай Бог не остаться одной, с петухом.
А если и так, то, видать, поделом,
У каждого в жизни свой кот и свой срок!
Мне приснился брошенный пёс,
Глаза его, полные слёз,
И в крик немой вопрос:
Не уж-то совсем не нужен?
И хозяин его, подлец,
По ярким эффектам спец,
Из хладных, что без сердец,
Хотя и добряк снаружи.
Пёс сидел на пути у всех,
Не худшая из помех,
В обход его все и в смех:
«Уселся, мол, на дороге».
