Разумеется, на следующий матч меня в состав не ставили, ставили кого-то другого. В соседнем дворе была очень сильная команда, но хорошего вратаря не было. Видя, что я стою без дела, меня звали сыграть за них. Я и играл. Играть-то хотелось жутко.
И не поверите, я ловил кураж, играл вдохновенно. Отбивал, практически, неберущиеся мячи и становился героем матча.
Перед следующим матчем весь наш двор дружно решал звать меня обратно в команду. Строго наказывали – играй хорошо. Мол, поиграл за соседей как Дасаев, давай и за нас так же играй, спасай честь двора. И, разумеется, я вновь ловил «бабочки» и с позором изгонялся с поля. Почему так выходило, даже объяснить не могу. Мистика, да и только… А может и не мистика, а просто играя за соседей, не было мандража. Не было груза излишней ответственности. Да и доверяли мне ребята из соседнего двора больше. Кто сейчас может точно сказать, что было настоящей причиной, давно это было.
1989 был бурным на события. Но, в силу возраста запомнилось далеко не все. Хорошо запомнились вывод войск из Афганистана и Берлинская стена. Остальное как-то стерлось из памяти.
Афганистан запомнился чем-то сродни детских кошмаров. Помню разговоры со сверстниками во дворе и в школе. Когда кто-то говорил, что брата/дядю/соседа забрали в армию, первым вопросом было: «В Афганистан пошлют?». Это было страшно, это пугало. Сама по себе, служба в армии воспринималась как что-то крутое. Афганистан же был чем-то сродни ада или чистилища. Если кого-то отправляли туда, с ним мысленно прощались, родным выражали сочувствие.
Причин для этого хватало. Главная из них – раненые советские солдаты и офицеры из Афганистана доставлялись в госпитали Ташкента. Весь город был в курсе, сколько наших привезли на этой неделе, скольких не удалось спасти.
Для других регионов нашей необъятной страны война в Афганистане была далекой и чужой, в Ташкенте же все ощущалось иначе. Через ТуркВО (Туркестанский военный округ) проходила техника, шли призывники, там были склады с оружием и боеприпасами. Ну и военные госпитали, само собой. Из этих госпиталей на военные аэродромы и уходил «Груз-200». Война была долгой, изматывающей, бесславной. В ней не было великих битв, но было много искореженных судеб наших солдат и офицеров, навсегда оставшихся инвалидами. В Ташкенте это знали лучше всей страны, ибо видели их каждый день.
Когда афганская война закончилась, было огромное облегчение тысяч и тысяч отцов и матерей по всей стране. Ребята призывного возраста вздохнули с облегчением. Но была и горечь на душе от происходящего. Много разговоров тогда слышал о том, что зря разворошили это осиное гнездо, много с ним будет хлопот еще впереди. Еще чаще говорили, о том сколько погибло наших в этой войне. Эти цифры пугали неокрепший мозг. Для меня, девятилетнего ребенка, было шоком еще и то, что наша армия – армия победительница уходит без победы. Великая армия великой страны уходит откуда-то. Это было странно, уму непостижимо. Но это было только начало нашего всеобщего отступления…
А Афганистан нам и правда через какое-то время выйдет боком, когда полыхнет Таджикистан. И до сих пор он убивает наш народ, но не минами и «стингерами», а многими тоннами героина в год. Если подсчитать количество умерших от афганского героина только за 90-е годы, начинаешь понимать тех, кто в 1989 говорил – вывод войск оттуда большая ошибка. А героин идет и идет: шел в 90-е, шел в «нулевые», идет и сейчас.
