Ташкент в конце апреля – начале мая прекрасен – тепло, но еще нет изнуряющей жары, трава еще не выгорела под жгучим южным солнцем, цветущие розы, первая клубника на базарах. Я сам уже порой не верю, что +30 это не чудовищная жара, а просто приятное тепло. А в Ташкенте именно так, +30 и ощущаются, примерно, как +23 в средней полосе России. Одним словом – благодать. Это время года мне и запомнилось больше всего.
Рос я в районе под названием Чиланзар. Район был преимущественно русским, но со временем там и узбекское население появилось. Район утопал в зелени. Строили кварталы после землетрясения 1966 года быстро, прямо посреди полей и поначалу деревьев было мало. А летом жарко, особенно в июле. Ночью же температура сильно снижалась и в первые годы было много случаев инфарктов у сердечников. Врачи забили тревогу и власти собрали целый консилиум с целью выяснить – в чем причина и как с этой проблемой справиться.
Причина была найдена – мало зелени. Днем сильная жара, а ночью температура резко падает. Дома-то построили в чистом поле, ни кустика, ни деревца. Оттого и такие сильные перепады температуры. Деревья же и декоративные кустарники дадут бетонным коробкам домов спасительную тень днем, а вечером станут заслоном перед холодным воздухом из полей и не позволят домам резко остыть.
В районе начали массово высаживать деревья. К концу 80-х деревья так вымахали, что порой, между домами неба не было видно – закрывали ветви и листья деревьев. Идешь на рынок (там я говорил «на базар»), проходишь под этим зеленым навесом деревьев и так хорошо, такое блаженство, такая прохлада. Выйдешь на открытое место – воздух сухой, жаркий и солнце обжигает. Но открытых пространств на квартале было сложно отыскать, куда ни посмотришь – везде зеленые насаждения и деревья, деревья, деревья…
Деревья были разные: тополя, платаны, ореховые деревья, вишни, черешни, яблони. Все лето мы – малышня, проводили на улице и, разумеется, наедались яблок, орехов, вишни до отвала. А сколько стекол разбили, пытаясь сбить яблоки да грецкие орехи…
Из самого раннего детства мало что помню. Мама рассказывала, что однажды, в возрасте трех лет я решил, что уже взрослый и мне пора работать. Взял мамину сумку, положил свои игрушки и улизнул из дома, пока родители занимались домашними делами. Пошел на «калаботу». Шел я к ближайшему заводу, почти дошел до проходной и был замечен маминой подругой. Она-то меня домой и привела. Я злился, брыкался, требовал отпустить. Рвался на завод, на «калаботу».
В январе 1985 нам дали новую просторную квартиру. Была снежная зима, наш дом еще не полностью был заселен, а в нем уже ободрали все пластиковые накладки на лестницах. Эти накладки с внутренней стороны имели две ребра и за счет них хорошо скользили по снегу. Их нарезали под размер обуви и прикручивали на саморезы к ботинкам, а затем катались как на коньках. Я был слишком мал, сделать «коньки» себе не мог и с завистью смотрел как пацаны постарше рассекают на них по двору, играют в хоккей.
Зато, в ту зиму вдоволь накатался с горок и наигрался в снежки. Мы даже две крепости слепили из снега и играли в войнушку снежками, крепость на крепость. Это была самая снежная и холодная зима в моей ташкентской жизни, больше таких не было. Хочется прокатиться с горки, а снега нет. И так год за годом. Ждешь зиму, ждешь, а она так и не приходит. Обидно…
