Последний пир - страница 28
– Попробуй-ка вот это, философ, – говорит Шарлот.
У него в руках маленький горшочек, запечатанный прозрачным маслом. Он вручает мне нож, отрывает кусок хлеба и велит снять масляную печать. Вкус того, что оказывается под ней, мне знаком – это гусиная печень. Но богатство и нежность вкуса не поддаются никакому описанию. Парфе из фуагра.
– А теперь заешь…
Он передает мне второй горшок и крошечную ложечку. Этот закрыт пробкой, под которой оказывается слой плесени – ее Шарлот велит соскрести. Кислое вишневое пюре чудесно подчеркивает и дополняет насыщенное послевкусие фуагра. Шарлот смеется над моим потрясенным лицом, а через год я вновь вспоминаю это лакомство, когда он останавливает меня в коридоре и говорит:
– Приезжай посмотреть на наш вишневый сад. Полковник разрешил. Они с отцом уже поговорили.
1734
Раненый волк
– Моя мать…
– Будет любезной и отрешенной. Отец, которого я увижу только по приезде в замок де Со и перед самым отбытием, будет слишком занят и никому из нас не помешает. Твоя сестра Маргарита, которую нельзя называть Марго без ее личного разрешения, – красива, надменна и старше меня. Влюбляться в нее запрещено. Средняя сестра, Виржини, может быть весела и радушна, а может быть замкнута и необщительна, предсказать это невозможно. Зато Элиза, младшая сестра, будет виснуть у меня на шее и требовать, чтобы я катал ее на закорках. Твоя мать считает, что она уже большая для таких забав, поэтому ей следует отказывать…
Шарлот со смехом откидывается на кожаное сиденье экипажа.
– Смотрю, ты внимательно меня слушал!..
– А как же иначе!
Странно, но у меня такое впечатление, что Шарлот волнуется из-за моего приезда в гости больше, чем я – хотя, видит Бог, и я волнуюсь. Полковник пригласил меня в свой кабинет и предупредил, что герцог де Со по моему поведению будет оценивать всю академию. Я должен постоянно об этом помнить.
Герцог прислал за нами карету. Карету, возчика и свиту. Экипаж изнутри отделан красным бархатом, сиденья кожаные, а на двери изображен герб де Со. Это самый роскошный экипаж, какой мне доводилось видеть. И едет он поразительно быстро.
Мы останавливаемся на лучших постоялых дворах, едим что хотим, но пьем на удивление мало. По-моему, Шарлот боится, что о любом нашем проступке немедленно доложат отцу. Мое поведение становится причиной его беспокойства лишь однажды: когда я ухожу на кухню и спрашиваю, откуда у жаркого такой аромат. Можжевельник, отвечает повар. Я прекрасно знаю запах можжевельника: это не он. Я не отступаюсь, и в конце концов повар дает мне понюхать кусочек какой-то коры. С острова в Ост-Индии, говорит он, но названия якобы не знает.
– У меня дома… – начинает Шарлот.
– …на кухню ни ногой? – заканчиваю за него я.
Он кивает, обрадовавшись, что я все понял и не обиделся, и мы снова разваливаемся на мягких сиденьях. Рессоры у кареты такие хорошие, что только на самых высоких ухабах мы врезаемся друг в друга или приваливаемся к стенкам. Живые изгороди вдоль дорог еще покрыты цветом, но пшеница на полях уже пожелтела, а небо – голубое и на удивление безоблачное. Крестьяне гнут спины на полях, точно животные: безмолвные и всюду одинаковые. Лишь иногда они поднимают глаза на карету и тут же их прячут – наши миры проплывают мимо друг друга, не соприкасаясь. Их лица пусты, их чувства нам неведомы. Прямо на наших глазах какая-то женщина садится возле изгороди и испражняется на обочину. Шарлот хохочет. Он прав: она молода и миловидна, пусть и гадит с бездумностью коровы.
Похожие книги
