Последний портрет Леонардо - страница 5

Сегодня всё вышло по-другому. Роберт не просто приглашал, а настойчиво уговаривал, почти умолял, но дядя не проронил ни слова. Видя, что ничего не помогает, Роберт попробовал надавить на его любовь к чистоте:

– Как ты можешь жить в такой обстановке? Теснота везде, сколько пыли скопилось!

Но тот только устало отмахнулся:

– Нет, Роберт. Стар я, только мешать тебе буду.

– Что ты такое говоришь? Не будешь ты мешать, – взорвался Роберт и посмотрел на обтянутые морщинистой кожей худые щеки старика. – Пожалуйста, Генри, тебе нужен доктор. Хочешь, давай вместе сходим к врачу?

– Да не люблю я их, ты же знаешь, – обреченно вздохнул тот.

Роберт расстроился и даже забыл, зачем приехал. Генри молча мешал остывший чай. Ложка тревожно звякала, громко тикали часы на стене, а Роберт… испугался.

«Я не могу потерять Генри. Мама умерла так давно, отец 10 лет назад, у меня остался только он…», – сердце защемило, и Роберт непроизвольно потер грудину.

– Ладно, ладно, не переживай ты так, – посмотрев на племянника, сказал дядя. Умел он как-то чувствовать его мысли. – Ты зачем приехал-то? Просто навестить или дело какое? – спросил он бодрым голосом.

«Ведь специально делает вид, что всё хорошо, – подумал Роберт. – А сам совсем слаб, на себя не похож. Да и я тоже молодец, забросил старика. Последний раз был три месяца назад… Но как уговорить его переехать?…Черт… Ах, да, зачем приехал…».

Настроения уже не было, про бумаги из тайника он забыл и думать, и теперь гораздо больше его интересовало, как суметь – применить, что ли, силу – перевезти Генри к себе. Тогда бы он смог за ним присматривать и, когда понадобиться, пригласить врача… Но ведь дядя не согласится… И Роберт тяжело вздохнул, пододвинул коробочку, вынул оттуда письма и передал ему:

– Вот посмотри, нашёл тут… на чердаке в своём доме. Я французский не знаю, а тут скорее всего на французском.

Генри медленно надел очки и, не торопясь, стал разглядывать бумаги.

Он внимательно перечитал письма несколько раз, потом стал изучать схемы и рисунки на полях, и тут произошло волшебное преображение. Старик даже начал причмокивать от удовольствия, движения сделались быстрыми и точными, руки уже не тряслись, он выпрямился, и от этого Роберту показалось, даже как-то вытянулся. Всё внимание Генри было полностью приковано к бумагам. Племянник прекрасно знал, что если сию минуту над головой дяди раздастся взрыв, тот его даже не услышит – для него сейчас не существовало ничего, кроме заветных листов. Наблюдая за стариком, Роберт внутренне возликовал – выходит, не так дядя и плох, значит, силы у него ещё остались, и самое главное есть интерес… Прошло около двадцати минут, когда, наконец, Генри оторвался от писем. Он поднял на племянника пристальный взгляд и сказал совершенно другим, сильным и твёрдым голосом:

– А теперь давай всё сначала и подробно. Где ты купил дом, что это за дом и где ты нашёл письма? Только не плети мне небылицы про чердак.

Следующие десять дней после разговора с Генри Роберт не находил себе места. Во время их встречи он, конечно же, рассказал дяде и о своём замке, о кабинете и тайнике в столе, но на все его расспросы: «Что же написано в них, этих загадочных письмах?», Генри отрезал:

– Пока я ничего не хочу говорить, мне надо проверить кое-какую информацию. Как только я во всем разберусь, сам тебе позвоню.

Так Роберт и уехал ни с чем, с трудом сдерживая неизвестно откуда нахлынувшую обиду: он то отдал и таинственные бумаги, и ключик, а взамен не получил ничего, кроме взятого им самим обязательства ждать. Утешало лишь одно – Генри, заинтересованный находкой, явно стал бодрее, а значит, можно было надеяться, что здоровье его хоть немного поправится.