– Это ложь, – сказал Ян. – Бог сотворил человека из персти, и в нашем теле ничего нет, кроме костей, мяса и жил.
Волхвы возражали:
– Мы знаем, как сотворен человек.
– Как?
– Бог мылся в бане, вытерся тряпицей и бросил ее с небес на землю. Тогда сатана стал спорить с ним, кому создать человека, и сотворил его из этой ветошки, а Бог вдунул в него бессмертную душу. Если человек умирает, его тело идет в землю, а дух улетает на небо.
Ян был весьма раздосадован такими нелепыми словами.
– Поистине вас прельстил бес. Скажите мне, в кого вы веруете?
Они ответили:
– В антихриста.
– Где же он?
– Сидит в бездне.
Ян стал говорить волхвам о том ангеле, что возгордился паче меры и был низвергнут с небес в преисподнюю. Потом спросил:
– Знаете ли вы, что вас ожидает в будущем?
– Нас ожидает спасение, – самоуверенно отвечали волхвы.
– Нет. Прежде вы примете муку от меня, а когда придет ваш час – смерть от Бога.
Но кудесники смеялись над его угрозами.
– Наши боги говорят, что ты не можешь причинить нам зло.
– Лгут ваши боги. Мятежники дерзко требовали:
– Ты нам не судия. Мы должны предстать пред князем Святославом. Только ему надлежит судить нас.
Видя, что волхвы не хотят покориться, Ян велел бить злодеев и вырвать у них бороды, обрекая их не только на жестокие муки, но и на великое бесчестие и надругание.
– Что говорят вам боги? – спрашивал воевода.
– Велят предстать пред князем Святославом.
По причине такого упорства Ян приказал привязать безумцев к ладейной мачте и вложить им в уста, наподобие конских удил, обрубки дерева. Отроки, шедшие берегом, тянули за веревки, привязанные к этим деревяшкам, и тактащили ладью, разрывая рты волхвам. Когда приплыли на Шексну, Ян еще раз спросил обреченных:
– А что ныне говорят вам боги?
– Говорят, что не быть нам живыми от тебя.
– Теперь они говорят истину, – рассмеялся жестокий Ян. Волхвы стали умолять воеводу:
– Отпусти нас – и получишь множества добра.
Но Ян махнул рукой, и воины зарубили волхвов мечами, а тела их повесили на дубе. В первую же ночь медведь взлез на дерево и пожрал трупы. Так погибли обольщенные бесом волхвы, не предвидевшие своего смертного часа.
Почему вдруг вспомнился на зимнем пути страшный рассказ о том, что произошло тогда в Ростовской земле? Не потому ли, что вся жизнь была полна подобных бед и соблазнов – то мятежей и поджогов, то половецких набегов и гибельных засух? Князь иной раз удивлялся, что, несмотря на такие испытания, русский народ не уронил драгоценные жемчужины своей души в прах – трудился не покладая рук на нивах, строил прекрасные храмы и славил в песнях свою страну.
Еще один знакомый образ возник из тумана прошлого. Это был надменный Ратибор, некогда тмутараканский посадник. Он говорил, беззвучно шевеля губами, убеждающе разводил руки и прижимал их к груди, в чем-то оправдываясь, как в ту ночь, когда хан Итларь доверчиво въехал в переяславские ворота… Мономах тяжело вздохнул. Однако перед ним уже стоял поп Василий, тот самый, что написал повесть об ослеплении князя Василька, читая которую с сердцем, преисполненным ужаса, люди до сего дня проливают слезы.
Другие образы вставали из гробниц. Князь Олег, митрополит Никифор… И вдруг среди зимы забурлили страшные воды Стугны. Она широко разлилась в ту весну, преграждая путь отступления русским воинам, бежавшим после несчастной битвы. Брат Ростислав, въехавший в реку на коне, был свержен с седла сильным течением и стал тонуть. На нем была слишком тяжелая кольчуга. Он простирал руки, призывая на помощь. Увы, быстрота струй разделила братьев навеки…
