Гита присутствовала однажды на одной из таких шумных охот. Отроки окружили на лесной поляне оленицу с детенышем. Сначала был убит стрелой олененок, и мать заревела на весь лес страшным голосом, жалея свое отродье и уже предчувствуя собственную гибель. Маленький звереныш лежал с полузакрытыми глазами, далеко вытянув шею, на траве, обагренной его кровью, и тонкие ноги еще вздрагивали. В это мгновение из чащи вырвался огромный самец и, выставив вперед страшные ветвистые рога, устремился на молодого князя, беспечно сидевшего на коне посреди поляны. Никто не успел предупредить молниеносный удар. Гита в этот час находилась рядом с супругом на своей серой кобылице и видела, как напряглось лицо Владимира. Но острые, как нож, рога уже раскроили брюхо княжескому коню, и жеребец рухнул на землю, придавив тяжко своей тушей всадника, не успевшего соскочить с седла. Гита вскрикнула, кое-как свалилась с коня и бросилась к мужу, как будто бы она могла защитить его своими слабыми руками от смертельной опасности. Зарезанный конь пытался поднять голову и снова ронял на траву, из брюха клубками вываливались дымящиеся внутренности, а олень уже готовился забодать князя, беспомощно упиравшегося руками о землю, однако в это мгновение Дубец поразил оленя копьем…
У Гиты было немало переживаний за эти страшные годы, она потеряла близких людей, видела войну и горящие города, спасалась от неумолимых врагов, но эта смертельная угроза любимому человеку перевернула ей всю душу. Она вдруг проснулась от девического сна, постигла, что человеческое существование бренно, висит на волоске и что нельзя не любить эту земную жизнь, где столько крови и страданий, как самое драгоценное сокровище.
В ту ночь был зачат Мстислав, которого она назвала в память о своем благородном отце Гарольдом.
Побуждаемый желанием поклониться гробнице Гиты, Мономах ехал по черниговской дороге в Переяславль.
В последний раз блудливо взмахнув пушистым хвостом, лисица исчезла в снежном поле. Злат посмотрел еще несколько мгновений в ту сторону, где она скрылась, потом вернулся на дорогу и догнал спутников. Мех можно было бы выгодно продать на торгу любому греческому гостю, но голубые глаза молодого отрока беззаботно смотрели на мир даже тогда, когда его постигала неудача. Он поравнялся с Дубцом и сказал, блеснув зубами:
– Ушла! Значит, ей судьба – жить.
Илья тоже отнесся к этой охотничьей неудаче своего любимца равнодушно. Разве не приходилось ему упускать не только зверя на ловах, но и врагов в сражениях? Не всегда бывает у человека счастье. Порой они брали с князем тысячи половецких веж, а иногда возвращались с пустыми руками. Но не тот воин, кто радостно ржет в час победы, а переносящий с твердостью все испытания.
Илья Дубец был не молод, но крепок еще во всех членах своего тела. На порозовевшем от мороза лице виднелись белые шрамы – следы сабельных ударов, морщины бороздили его низкий лоб, седые нити серебрились в бороде, над зоркими глазами нависли косматые брови. От правого уха половецкая сабля отрубила половину, и самолюбивый воин старательно прикрывал свое увечье шапкой, чтобы не быть осмеянным глупыми отроками. Зимой он носил белый овчинный полушубок, крепко подпоясанный по животу тонким ремнем с золотыми украшениями, и на бедре у старого дружинника висел прямой русский меч в кожаных ножнах с медным наконечником.
