– Архонт прибыл в сей богохранимый град в полном благополучии, – доложил спафарий и даже поклонился низко при этих словах.
– Где же он?
– Почивает на корабле.
– Не делал попыток к бегству?
Логофет разговаривал с Халкидонием, заложив руки за спину, стоя к нему спиной.
– Смею сказать твоему благолепию, что убежать с корабля затруднительно.
– Не высказывал ли он что-нибудь такое, что ты считал бы нужным и необходимым сообщить мне?
Не соображая, на что обратить внимание логофета, спафарий вспомнил:
– Говорил, что с ним поступили в нарушение всех божеских и человеческих законов. Он уверен, что это сделано по наущению киевского архонта.
– Так, так…
– Часто буйствовал в пути, требовал, чтобы я повернул корабль в обратный путь. Тогда мы примешивали в его вино снотворное в небольшом количестве.
– Ну что же… Эти скифы ужасны в гневе. Значит, архонт считает, что его пленили по замыслу киевского правителя?
– Так он говорил.
– А не выражал ли он желание служить василевсу? Халкидоний замялся:
– Как будто не выражал.
– Однако в своих высказываниях относился к благочестивому с должным почтением?
Спафарий вспомнил, какие слова произносил Олег, говоря о царе, и стал покашливать в кулак. Евнух нахмурился и не настаивал на ответе.
– Ну, об этом в свое время. Но что он несет?
Не понимая, о чем идет речь, Халкидоний недоуменно посмотрел на логофета, а потом, следуя за его любопытствующим взглядом, в котором чувствовалось нетерпеливое желание что-то узнать, – в окно. Тогда спафарий увидел в глубине дворцового пространства, обнесенного каменной оградой, служителя, несущего в руках какую-то птицу, трепыхавшую крыльями.
– Как будто бы курицу несет? – спросил логофет и даже посмотрел с мучительным сомнением на спафария, интересуясь его мыслями по этому поводу и забывая на мгновение о разнице их положения. Потом присел немного, чтобы лучше рассмотреть происходящее на дворе.
Халкидоний тоже стал вглядываться в пернатую ношу. Служитель спокойно шел, не помышляя даже, что служит предметом высокого внимания. Но острое зрение у спафария не было столь утомлено чтением мелко написанных доносов и панегириков, как подслеповатые глаза евнуха, и он отлично разглядел, что несут не курицу, а петуха. В руках у этого человека бился огромный белый петух с красным гребнем. Халкидоний так и заявил:
– Служитель несет петуха.
– Петуха?
– Смею утверждать.
– Гм… Куда же он несет его?
– Вероятно, на поварню, – высказал свое предположение Халкидоний, польщенный тем, что волею судьбы принимает участие в таком важном обсуждении земных дел.
Губы логофета скривились в скептической ужимке.
– На поварню? Не думаю. Она расположена на другом конце двора, за кладезем святого Саввы… Странно, странно…
Однако Никифор спохватился, и разговор снова перешел на Олега.
– Итак, архонт находится на корабле?
– На корабле.
– И считает, что по козням киевского правителя?
– Я уверял его, что это не так.
В глазах евнуха вспыхнуло неудовольствие, перешедшее в гнев. Он вскипел и топнул ножкой в черном башмаке.
– Кто позволил тебе это? Глупец! Для тебя достаточно отговариваться незнанием. Остальное объяснят ему вышестоящие.
– Прости мое неразумие… – стал растерянно оправдываться спафарий.
У него уже не в первый раз в голове мелькнула мысль, что угодить сильным мира сего не легко. Никогда не знаешь, что надо сказать – черное или белое.
Евнух смотрел теперь на него с явным презрением.
