От напряжения мозговые извилины распрямились, а мысли заизвивались и спутались в клубок. Ну вот, начались каламбуры, хотя после той гулянки это и не удивительно. Точно, вспомнил! Вчера, в конце рабочего дня завалился Хорхе Рамирио и попросил на вечер у Александра преобразователь углеводородов Местера, но тот оказался насмерть привинченным к полу. Убедившись в невозможности извлечения аппарата, Рамирио заявил, что поскольку для воплощения его гениальной идеи требуются два компонента, то он притащит реаниматор Синельникова сюда, что и сделал. Кстати, Рамирио так и не признался, для чего ему понадобился в лаборатории реаниматор! Хорхе долго колдовал над соединительными шлангами. Наконец он подсоединил выходной шланг к газовой трубе и подал энергию на это чудо творчества. Александр, недоуменно наблюдая за его манипуляциями, спросил, мол, что это такое.
– Самогонный аппарат новейшей конструкции. Метан из трубы поступает в преобразователь углеводородов, где происходит обогащение кислородом, а в реаниматоре – окончательная доработка, сжижение, удаление примесей, остаточной ионизации и тому подобного. Производительность: стакан за пять минут!
– Голова! – уважительно протянул Майер и тут же послал двух практиканток за закуской и ещё одной подружкой.
Когда закуски были приготовлены, все опробовали произведение детища Рамирио. Самогон оказался градусов тридцати с сильным запахом тухлой капусты (поскольку с древних времен в газ добавляли "вонючку" с этим ужасным ароматом). Девочки поморщились, а Рамирио полез в реаниматор и подкрутил там что-то. Крутить "что-то" ему пришлось ещё раза три, а вот последующие события Александр помнил уже плохо. То есть он помнил, что они полчаса ждали, пока два стакана наполнятся субстанцией, которая оказалась первоклассным концентрированным спиртом, правда почему-то не жидким, а похожим на студень, но потом…
Александр проглотил таблетку вытрезвителя и почувствовал, как к нему возвращаются силы. Разбудив Майера и Рамирио, он и им скормил по таблетке. Куда и когда подевались практикантки не помнил никто. Трое друзей сумрачно оценивали своё состояние, когда, как это обычно и случается, в самый неподходящий момент, вошел Зеевиц.
– Великолепно! – с неподдельным удовольствием процедил замдиректора, разглядывая помятые физиономии научных работников. – Ну-с, пожалуйте за мной! И не забудьте прихватить… продукцию.
Через двадцать минут с целым корытом концентрированного спирта (его за ночь наделало творение Рамирио) они стояли перед директором университета, и пытались придать лицам виноватое выражение. Директор сурово смотрел на нарушителей, а Зеевиц докладывал:
– … испорчен аппарат Синельникова, реанимационный, инвентарный номер 35Х-H87. Исчез из подведомственной кладовой рулончик драгоценной сафитовой ткани за номером…
– Да, вон она лежит в лаборатории! – не выдержал и прервал Зеевица Александр. – А нам нужен был кусочек для фильтрации. И вообще, перестаньте напирать на нас! Рамирио изобрел новый продукт – патент надо заполнять, а вы: "рулончик". Мы втроем всю ночь проводили испытания и можем с уверенностью сказать, что изобретение вполне жизнеспособно и пригодно к употреблению.
Зеевиц от подобной наглости раскрыл рот. Директор ухмыльнулся, глядя на троицу.
– Ладно, раз вы всю ночь работали, то идите по домам. Чтобы завтра в девять ноль-ноль были на рабочих местах. И больше никаких новинок пищевой промышленности. В конце концов здесь университет физики энергий, а не самогонная мастерская! Эдак, если дойдёт до газетчиков, нам урежут финансирование…
