– Бог милостив, ранил токмо, да и то не сильно, это мне надежные людишки поведали. Есть у меня здесь знакомцы в дворне у одного боярина, вот они и слыхали краем уха. А еще баяли, будто и дите вовсе не царево у ей.
– А чей жа? – в недоумении уставился на говоруна мужик с яйцевидным черепом. – Она же его жена?
– Жена его, а дитя неведомо чье. Царь в монастырь молиться ходил, а царица и нагуляла.
– Да ну, – опять усомнился второй.
– Вот те и «ну». Так царь за то и хотел ее в монастырь. Чтоб не гуляла, а честь царскую блюла.
Человек в черном возник возле беседующих сплетников будто из-под земли. Оба мужика ошалело разглядывали его какое-то мгновение, а потом, опомнившись, вскочили на ноги и смущенно потупились. Человек в черном смерил их строгим взглядом ледяных, мертвенно-голубых глаз и не спеша двинулся дальше. Один из мужиков, поняв, что нельзя терять ни минуты, бросился к нему.
– Боярин, а боярин, – робко окликнул он и, не дожидаясь, когда тот обернется, зашептал со спины прямо в ухо: – Мы ведь того. Это один юродивый здесь все хаживал, так он и орал, а я вот пересказал своему знакомцу. Боярин, ты не… – и остановился как вкопанный, услышав раздавшуюся в ответ непонятную фразу.
– Чево?
Фраза прозвучала снова, но уже с небольшим добавлением, и мужик, облегченно заулыбавшись, повернулся к своему собеседнику, будто манны небесной вкусив:
– Так он иноземец. На нашем ни бельмеса. Второй перекрестился.
– Слава тебе господи. – И оба, как по команде, куда-то делись от греха подальше.
Человек в черном усмехнулся. Еще бы – ведь все эти слухи, ходившие о царской семье и не имевшие под собой ни малейшей почвы, распускались именно им самим. О-о, он знал, как действовать, сообщая строго по секрету, один на один и всего двум-трем доверенным боярам, не больше, а те уже дальше. И хорошо, видать, разносили, коли не только знать, но и ихняя дворня, и даже дальние родственники дворни, и просто знакомые да земляки уже знали, как им казалось, все о царской семье.
Зачем это ему было нужно? Об этом чуть позже. Пока же человек в черном, подойдя к храпевшему, как всегда, Феофилакту, нетерпеливо потряс его и, бросив туго набитый мешочек прямо на широкую монашескую грудь, вымолвил:
– Задаток. За товаром скоро приедут.
– Токмо… – опухший от хмельного сна Феофилакт нахмурился, чувствуя вину перед Ивашкой, немного помялся, но все-таки выдавил из себя: – Мальца сам сговоришь, а то как-то нехорошо.
Человек в черном заверил монаха:
– Мальчик уйдет только по своей воле. Это непременно.
Затем, уже не обращая на монаха ни малейшего внимания, повернулся к Ивашке и, присев возле него на корточки, ласково спросил:
– Другие города есть желание увидеть? Великого князя Дмитрия Ивановича – родного брата нашего царя узреть?
Ивашка недолго колебался. Жажда новых впечатлений так сильно захватила его, что он решительно ответил:
– Знамо дело, хочу.
– Тогда идем. – И незнакомец спокойно, будто и не ждал другого ответа, взял Ивашку за руку.
– А как же отец Феофилакт? – спросил тот. Незнакомец внимательно посмотрел на Ивашку:
– Ты послушный. – Тонкие губы чуть раздвинулись в улыбке. – Но за него ты можешь не беспокоиться. Я уже обо всем с ним договорился. – И он повел мальчугана к себе, в небольшой приземистый деревянный домик, находившийся, как оказалось, почти рядом.
Здесь было чисто, но как-то неуютно и… тревожно. Впрочем, в последнем, скорее всего, был виноват недостаток света. Просторная горница освещалась лишь тусклым огоньком горящей перед образами лампады. Ивашка за день так устал, что даже не стал разглядывать, куда он попал, а сразу же брякнулся на сундук, застеленный полушубком, и, подсунув вывернутый овчиной наружу рукав себе под голову, через минуту уже спал крепким сном.
