– Нервно-паралитических, – подсказал Вортенберг.
– Вот-вот! А если и есть, из старых запасов, то мы их никогда не применим.
– Наверно, все же нет, – протянул Вортенберг, – были бы, давно бы применили, не доводя дело до катастрофы. Победителей не судят.
Вортенберг был хорошим офицером и отличным парнем, но он вырос в новое, циничное время, иногда им с Фрике было трудно понять друг друга. Юрген невольно кивнул головой, соглашаясь с Вортенбергом: применили бы, факт! Он вообще не понимал, почему бомбить противника, обрушивая на его головы тысячи тонн бомб и снарядов, разрушая города и стирая с лица земли деревни, можно, а выкуривать его с позиций и временно выводить из строя газами – нельзя. Зачем гнать на пулеметы их, простых парней, которые хотят лишь одного – выжить, если вместо них можно гнать газы?
– Нет, молодые люди! – воскликнул Фрике, заметивший кивок Юргена. – Нет и еще раз нет! Во всякой войне, даже и этой, обязательно должны быть правила, которых будут придерживаться все стороны. Статус военнопленных, принципы обращения с мирным населением на оккупированных территориях, соблюдение нейтралитета стран, объявивших об этом. Я знаю, что такое боевые отравляющие газы, я испытал их действие еще в Великую войну. Это, – он запнулся, подбирая слово, – нечестное оружие. Я рад, что его запретили. И я горд, что Германия выполняет конвенцию, пусть навязанную нам, но подписанную нами! Да и зачем нам отравляющие газы? У нас и без газов есть все, необходимое для победы. Наш успех в Арденнах лишь доказывает это. Обер-лейтенант, сведениям, полученным от вашего приятеля из штаба армии, можно доверять? Он серьезный человек?
– Несомненно! – откликнулся Вортенберг.
– Вот видите! Американская 1-я армия уже окружена и взята в плен. А газы – это все слухи!
– Вот, господа, фрагменты доклада нашего министра вооружений и военной промышленности Альберта Шпеера, вчера прислали из штаба дивизии. – Фрике взял со стола несколько прошитых листов бумаги. – Документ секретный, но вам я могу полностью доверять, не так ли? – Вортенберг с Юргеном одинаково подтянулись и сделали каменные лица: могила! – Итак, – Фрике заглянул в бумаги, – только за прошлый месяц на наших заводах было собрано двести восемьдесят четыре тысячи винтовок, это почти в два раза больше среднемесячного производства 1941 года. Выпуск автоматического оружия возрос почти в четыре раза, танков – почти в пять раз. Вы только представьте: за один месяц на фронт было отправлено почти две тысячи бронированных машин. А качество?! Разве можно сравнивать современные танки с теми, с которыми мы вступили в войну? Один «Тигр» стоит десятка «трёшек», выходит, что наша танковая мощь возросла, – Фрике чуть не захлебнулся от огромности числа, – в пятьдесят раз!
Вортенберг с Юргеном тоже прониклись. Они сидели молча, обалдело уставив в командира невидящие глаза. Фрике извлек из стола бутылку коньяка, – у него всегда был коньяк для разных экстренных случаев, – и три объемистые стопки. Щедро налил.
– За победу! – провозгласил он тост.
– За победу! – отозвались Вортенберг с Юргеном.
Отпустило. Они свободнее расположились в креслах.
– Наше нынешнее наступление в Арденнах напоминает мне операцию «Кайзершлахт» – весеннее наступление 1918 года на Западном фронте, в котором мне довелось участвовать, – рассказывал Фрике. – Это было грандиозное сражение, задуманное гением великого Людендорфа. – эту фамилию Фрике произнес с придыханием, он преклонялся перед генерал-полковником. – Мы тогда проходили в среднем шесть километров в день. Не усмехайтесь, молодые люди! Для той войны это был феноменальный результат, ведь до этого противоборствующие армии два года сидели в одних и тех же окопах, не в силах прорвать оборону противника. Успех тогда нам принесли внезапность удара, лучшая подготовка войск и отличное взаимодействие пехоты, артиллерии и авиации, танков тогда почти не было. А сегодня у нас есть танки! И все остальные слагаемые успеха!
