В руке Егора что-то хрустнуло, он вспомнил, что сжимал яблоко, которое ему дал Скил. В нос ударил запах нашатыря от раздавленного плода, а глаза залил красный свет, как будто упал красный занавес. Ну, вот и все, мелькнула последняя мысль в голове у старшего лейтенанта 234-го гвардейского артиллерийского полка 96-й стрелковой дивизии Литвинова Егора Андреевича. Сознание меркло, он видел огромный зал в огнях и голубое озеро, и вдруг все опять залило красным светом.
– Боец, ты должен жить, – кто-то тряс его за плечи, – очнись, парень, дайте еще нашатыря.
Дышать, от этого запаха, было не выносимо трудно, и Егор спазматически начал хватать воздух ртом.
– Ну вот, вроде, отлыгался родимец.
Он услышал голос над головой, и попытался открыть глаза, но в них словно насыпали песка. Сквозь слезы он все же увидел, склонившегося над собой, бородатого мужика, а рядом с бородачом мелькнуло знакомое лицо. Эти огромные голубые глаза он узнал бы из тысячи.
– Валя, – слабым голосом произнес комбатареи.
– Гляди-ка, Валюш, этот-то тебя откуда-то знает, а вроде, как и не наш боец, может тоже москвич? Ты-то его не знаешь случаем? – спросил «Борода».
– Валя, – опять простонал Егор и попытался приподняться на локтях.
Но глаза вновь залила красная пелена, и он опять потерял сознание.
Конечно же, он москвич. Егор родился и вырос в этом городе, недалеко от Покровского бульвара. Каждый день, перебегал его, спеша в школу №327 на Большом Вузовском переулке. Он увлекался историей, а учитель физики и директор школы в одном лице – Петр Николаевич Степаненко, видел в своих учениках инженеров, строителей и авиаторов.
Литвинов был одним из лучших учеников школы и Петр Николаевич очень рекомендовал ему поступить в Московский механико-машиностроительный институт им. Н. Э. Баумана. Страна строила коммунизм, и Егор решил, что золото скифов может подождать, и послушал директора школы.
Когда он окончил первый курс, началась война, и он со своими товарищами пошел в военкомат, но его тогда завернули, так как брали тех, кому исполнилось 18 лет, а ему восемнадцать было бы только в ноябре. И тогда Егор пошел в рабочее ополчение, и с конца августа до октября он выезжал рыть окопы и противотанковые рвы.
Как только наступило совершеннолетие, он начал проситься на фронт. Наши войска только-только отстояли столицу, и Литвинов хотел быть в тех окопах, которые он рыл в сентябре, но военком дал ему направление в Тамбовское артиллерийско-техническое краснознамённое училище.
Туда уже с «Нового Сормова» поставили новейшие пушки ЗиС-3 для обучения курсантов. Егор еще в институте полюбил предмет «Теория машин и механизмов», и это ему очень помогло во время учебы в артучилище. Он стал лучшим наводчиком на курсе, и вскоре ротный назначил его командиром боевого расчета. Но так как отвалившаяся подошва уложила его в госпиталь, то он не сразу попал на фронт. Зато судьба свела его с прекрасной девушкой Валентиной, и это скрасило его полуторамесячное пребывание в госпитале.
«Как же здорово, что она сейчас рядом с ним. Но как она попала на фронт?» – думал Егор, периодически приходя в сознание, и слыша, как рядом хлопочет любимая девушка. Много странного сейчас слышал старший лейтенант, находясь в полузабытье. Вот пришел какой-то дядька, которого Валя называла «Реставратором», и узнаваемый по голосу бородач предложил ему:
