Последний выключает свет - страница 14

Серый сруб, еще крепкий, с облезлой краской на окнах. Крыша вроде и хиленькая, но не подтекала, что уже было замечательно, заросший двор и огород, в котором Руслан, кажется, не был ни разу с момента появления в деревне. Стол, два грубых табурета, покосившийся шкаф и кровать у печи – вот и вся мебель, впрочем, ему вполне хватало и этого. Передняя, или зал в привычном понимании, представляла собой абсолютно пустую комнату. Прежние хозяева вывезли все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Старый чугун, чайник, пара металлических тарелок, литровая металлическая кружка, нож и ложка – весь столовый набор был свален на столе и покрылся слоем пыли.

Разулся у кровати и лег, не снимая свитер, не расстилая постель, даже не поправив покрывало. Большая сумка вещей валялась в шкафу, и кажется, там была зимняя одежда, смена белья, кажется, даже второй комплект постельного – не важно. Оно, в принципе, не имело значения, да и незачем эти ненужные телодвижения. Руслан лежал с открытыми глазами, рассматривая потолок, когда-то побеленный, а теперь потрескавшийся, отражающий мутные блики полной луны.

«Сколько я здесь? Месяц? Пять? Черт, кажется вечность? А деньги где? Вроде должен был спрятать? Или нет? Пропил, наверное. Точно пропил. Неужели все? А сколько их было? Черт, не помню», – Руслан рассматривал потолок и перебирал в памяти события, вроде бы важные, но реальность замылилась, превратившись в странный, липкий и противный сон. Казалось, что вот-вот он должен взлететь, «но не вверх, а вниз»,  как пел Макаревич. «Или сплю? Проснусь, и все в порядке», – с этой мыслью открыть глаза в старой жизни он засыпал не раз, но просыпался здесь же: в грязной постели, пустом, холодном доме, одетый, с тошнотой, головной болью и жаждой. Нескончаемой, злой, отвратительной жаждой, которую нельзя утолить у колодца. Саркастическая улыбка проползла по губам; непроизвольно отмахнулся, пытаясь сбросить нахлынувшее воспоминание, но картинка далекого прошлого возникала в воображении всегда с этого места, и отделаться от наваждения не получалось.

В модном дорогом костюме, обязательном галстуке и дежурной улыбкой он шел по коридору горисполкома. Три часа он назад, он, Баринов Руслан Владимирович, стал самым молодым начальником управления торговли и услуг. Он всегда знал, что будет начальником. Не важно каким, не важно где, но точно знал, что он им будет. Его любили, завидовали, ненавидели, но никогда не были безразличны. Он всегда был лидером, никогда не боялся быть на виду и без робости входил в любой кабинет. Он умел быть жестоким, умел нравиться руководству, умел вовремя улыбнуться, вовремя сказать то, что хотят услышать и промолчать там, где это нужно. Он всегда знал, что от него ждут, он интуитивно все чувствовал, он любил систему и точно знал, что он предназначен для жизни в администрации города. Или области. Не важно. Чем выше – тем лучше. Это начало. Это первые ступени, и все по плану. Он всегда жил по плану.

– Мама, я уезжаю. Пока аттестат отличный, нужно без экзаменов в колледж. Там красный диплом и университет, – в пятнадцать лет он нашел единственный вариант, который не требовал знаний и гарантировал городскую прописку.

Пятитысячный поселок городского типа никак не мог стать пределом его мечтаний. И уж конечно, Руслан понимал, что его знаний явно недостаточно. Нет, здесь ему равных не было, но там, где еще никто не знает его талантов, и нужно время проявить лучшие черты, придется начинать все сначала. Никто не знал, когда он спал, и никто не видел его склонившегося над учебником. Никто не мог списать так феноменально, нагло и спокойно. Его побаивались, перешептывались за спиной, что стучит он на всех, что доверять Баринову не стоит, и что продаст он за тридцать серебренников и отца родного. А что он? Он переживал. Он и хотел бы быть принципиальным, и хотел бы вести честный бой, но времена рыцарей прошли, а значит, он станет лучшим там, где победитель выясняется в подковерной игре. Потом он станет честным. Он будет справедливым, он ненавидит подхалимов и приспособленцев, он должен стать профессионалом и войти в историю. Его именем должны назвать школу в их захолустье и улицу здесь, в столице. Он ненавидел себя, ненавидел мир, ненавидел мажоров, которым досталось все то, ради чего ему нужно стелиться и заискивать. А сейчас… Сейчас он будет пользоваться тем, что дала природа: красота, ум и умение находить выход там, где не сможет найти никто.   «Задача решается только тогда, когда ты уверен, что ее можно решить», – он понял это в тринадцать. В возрасте, когда его друзья и думать не могли о подобном. А в пятнадцать он прочел статью о израильском моссаде и стратегии их поведения в кругу врагов. Дословная суть не имела значения, но смысл сводился к тому, что для спасения жизни, когда ты в плену, хороши все методы, и нет ничего, что нельзя делать. «А ведь я в плену. В плену нищеты, бесперспективности и прозябания. А значит, цель одна, и вариантов нет – нужно спастись», – с той минуты вся жизнь была подчинена одной цели – выбиться наверх. И уже ничего не могло его остановить.