– На междуреченском рынке? – Мутный слегка улыбнулся.
– На междуре… Да, ты не дашь мне покоя, – заметил искатель, – я знаю, не дашь. Зачем я тебе признавался?
– Не дуйся, как шая. Помнишь, там, в Длинолесье, ты говорил, что раскроешь секрет шестилапов. Их самый главный секрет.
– То, как они появляются, – продолжил Пытливый.
– Есть что-то новое?
– К сожалению, нет. Так, мысли, – парень пожал плечами, – известного мало. Потомство шестилапов заползает в кармашки, на теле родителей, и сидит, пока не появятся лапки. Но что происходит до этого, откуда выходит потомство…
– Может, родильный канал, который затягивается?
– Возможно. Это самый популярный ответ. Даже, пожалуй, единственный. Ведь не из попы же они вылезают, – Пытливый задумался, – если поймать беременного шестилапа, допустим носатика, и вскрыть. Но как узнать, что она беременна? И потом, сейчас же не вскроешь, только начало ночи, а разродятся в конце. Пока, насколько я знаю, беременных шестилапов не видели. Стриклов, разбойничков – да. Тех же гээдов и струек. А шестилапов – нет.
– Гильдия потрошителей. Действие два, – Мутный принюхался, – чем это, кстати, воняет? – он показал на ошмётки, лежащие на подносе, – может, вынесем это?
– Ты прав, – искатель принёс мешок, сгреб в тот мешок ошмётки и завязал.
– За дверь? – спросил он у Мутного.
– Да, – ответил приятель, и резко провёл рукой, показав, что компромиссов не будет.
Искатель вздохнул и вынес ошмётки на улицу.
– Ну что, – спросил он приятеля, вытирая руки о полотенце, – начнём?
Это были способные ученики.
Первая закрывала глаза и слушала, как они говорят. И наслаждалась. У неё, всю жизнь прожившей на Посту, речь, конечно, отличалась от более "правильного" междуреченского говора. Так вот, синекрылые, как она назвала своих новых знакомых, говорили так, словно с Поста никуда не уезжали. Закрывая глаза, она представляла, что находится дома.
Конечно, грамматические конструкции давались с трудом, но это не важно, главное – пусть повторяют, скоро научатся.
И они понимали. Память, помноженная на слух, помноженный на прекрасный голосовой аппарат – произведение этих множителей давало великолепные результаты.
Между собой синекрылые тоже общались. Она это знала. Хотя и не слышала. Многие зримые души общаются. Может, посылают друг другу сигналы, не обязательно голосом. Может, делают это тихо, и только люди с прекрасным слухом, вроде её разбойника, могут услышать.
ЕЁ разбойника…
Первая вспомнила Бесполезного, и мысли вернулись домой. Девушку беспокоило, что родители даже не знают, жива ли она. Что она не отправила весточку. А отправил её Долговязый, и написал…
Проводница вздохнула.
Но потом смотрела на синекрылых. И ей хотелось остаться. Чуток. Ненадолго. Разбойник её подождёт, родители встретят, обнимут, а гильдия, если узнает, что же случилось, конечно, простит.
"Удивительные создания" – она лежала, опёршись о локти, и наблюдала, как, сев в полукруг, синекрылые ловили каждое слово, каждое движение, каждый взгляд.
"Не синекрылые, – поняла девушка, когда на занятиях стали появляться другие – с крыльями фиолетовых, красных, зеленых оттенков, – пестрокрылые – пожалуй, так будет правильнее".
После занятий она беседовала, чаще с Луы, и узнавала много чего интересного.
Каждый пестрокрылый жил в собственном жилище, один или с верным другом – саммакой. Пестрокрылые очень любили саммак, и те отвечали взаимностью. Эти домашние саммаки несколько отличались от диких, особенно от вислоухих саммак Длиннолесья. Они были меньше, чуть грациознее, мало зевали, но смотрели в глаза хозяевам так, что те ни в чём не могли отказать. "Как плащеносцы, – подумала Первая, – или кошки, когда им чего-нибудь надо".
