Последний замысел Хэа - страница 9

– Хорошо, – Терпеливый пожал плечами, – кое о чем мы расскажем, – он помолчал, – помните историю об Обиженном Боге?

– Все её помнят.

– Так вот. Бог создал Остров, – примерно так она начинается. И каждый понимает это по-своему.

– Но среди толкований есть основное, – добавила Любящая.

– Да. Основное толкование есть, и стражи его объясняют примерно так. Остров – все те существа, чью душу в момент Расставания мы не видим, то есть незримые – люди, собаки, птицы. Бог сотворил этот мир и уединился от дел.

– Но после он создал другой.

– Да. Людям он дал завет – владейте тем, что я создал, используйте в своих целях. И после придумал тех, чью душу в момент Расставания видно – существ со зримой душой, или, как говорят для краткости, зримых. Шестипалый пишет – в усладу, себе. Ну, там есть некие домыслы, для чего Бог всё это придумал, и что это значит – услада. Но домыслы – это всё-таки домыслы, с точки зрения стражей, они так и остаются домыслами. А мы говорим о каноне. Так вот, Бог создал зримых, и уединился от дел. А люди завет нарушили, стали зримых использовать. Топтунов, прыгунов, плащеносцев. В своих собственных целей. Бог, значит, обиделся, и с этой поры мы его знаем как Бога Обиженного.

– И появилась история.

– Да… То есть если понимать иносказательно. Но… Но… – Терпеливый выдержал паузу, – что, если эту историю понимать буквально? Что, если Остров действительно существует?

– Тогда бы его нашли, – вставила Первая.

– А что, если искали не там? – Терпеливый сказал это тихо, своим низким бархатным голосом, а темнота только усиливала таинственность сказанного, – известно несколько островов у побережья Приморья. Малого. На островах нет зримого Леса, ночью они безлюдны. Это маленькие острова, и в качестве источника этой истории вряд ли подходят. Дальше обычно не плавают. На чернильщиках далеко не уплывёшь, а на шхунах опасно – могут напасть бивнебои. Да и море за островами другое, более неспокойное.

Бивнебой

Первая знала, о чём говорит Терпеливый. Бивнебои были опасными созданиями. Они принимали рыбацкие шхуны за парусники – существа, чьи кожистые паруса надувает ветер. Бо́и пробивали их снизу своими могучими бивнями, и шхуны тонули. А море за островами такое, что лучше не плавать, особенно днём. Ночью море потише, но ночью темно.

– Те, что плавали дальше, – продолжал Терпеливый, – рассказывают, что видели противоположный берег, туманный, далёкий, похожий на дымку. Больших островов в море нет, а других морей мы не знаем. Маленькие острова ничем выдающимся не отличаются, и трудно представить, что это о них говорилось в истории.

– Но вы же добрались до Острова? – поинтересовалась Первая.

– Да… Точнее, нет. Тот самый Остров мы не нашли. Но мы узнали много чего нового, надеюсь, это поможет тем, кто продолжит. В будущем. Плохо лишь то, что пришлось задержаться. Ночь – не лучшее время для путешествий.

– Ладно. Если вы нашли, что искали, – Первая вспомнила о дорожной сумке, которую Терпеливый ещё ни разу не снял, – поездка прошла успешно. Мы, проводники, умеем хранить секреты, но с этим человеком я бы была осторожна.

Конечно, все поняли, кого она имела в виду. Движение глаз, метнувшихся в сторону Бесполезного, было почти осязаемо. Даже во мраке.

– Не надо, – ответила Любящая, – вы его вгоните в краску.

Первая промолчала.

Конечно, Любящая права. Конечно. Не надо при всех смеяться над Бесполезным (хотя она чувствовала, что в краску его не вогнала). Кто там дергает её за язык? Это какое-то наказание – с той поры, как она научилась говорить, слова всегда идут раньше, чем мысли. "Ты, девушка, думай, – учила бабушка, – а после подумай, о том ли ты думала. И только потом говори".