– Да нет, все нормально, – поспешно сказала Трой, не обращая внимания на Седрика. – Остается надеяться, что сеансы не слишком утомят сэра Генри.
– О, если устанет, он скажет вам, – заверила ее Миллимент Анкред, и Трой сделалось не по себе. Она увидела полотно шесть на четыре фута, которое должно быть написано за две недели, а натурщик всегда готов сказать, что устал позировать.
– Ладно, – пронзительно проверещал Седрик. – Давайте выпьем!
Они расселись перед огнем, Пол и Фенелла – на диване, Трой напротив них, а Миллимент Анкред на стуле с высокой спинкой. Седрик подтащил свое кресло поближе к матери, свернулся на нем и положил руку ей на колени. Пол и Фенелла смотрели на него с почти нескрываемым отвращением.
– Ну, чем занят в последнее время, сынок? – спросила Миллимент и положила свою сильную белую ладонь ему на плечо.
– Да так, то одно, то другое, устаю очень, – вздохнул он и потерся щекой о ее руку. – Расскажи лучше, что здесь предполагается. Только что-нибудь повеселее и поинтереснее. Например, про прием в честь миссис Аллейн. Пожалуйста. Ты ведь захочешь его устроить, правда? – настаивал он, одновременно просительно поглядывая на Трой. – Скажи, что захочешь!
– Я приехала сюда работать, – сказала Трой резче, чем хотела, потому что он заставил ее испытать неловкость. «Черт! – выругалась она про себя. – Это прозвучало так, будто я решила, что Седрик говорит всерьез».
Но Миллимент снисходительно рассмеялась.
– Миссис Аллейн будет с нами на день рождения, – сказала она, – и ты тоже, дорогой, если только сможешь задержаться на десять дней. Так как, сможешь?
– Да, да, – засуетился Седрик. – Офис приводят в порядок. Всю скучную бумажную работу я взял с собой. Только вот день рождения! Какая невыразимая тоска, право. Дорогая Миллимент, вряд ли я перенесу еще один день рождения.
– Ну вот, расхныкался, – прогудела Миллимент.
– Давайте еще по одной, – громко сказал Пол.
– Тут кто-то о выпивке говорит? – донесся с галереи чей-то голос. – Хорошо! Славно! Славненько!
– О Боже, – прошептал Седрик, – Соня!
III
К тому времени в зале уже сделалось темно, и поначалу мисс Соня Орринкурт произвела на Трой впечатление бледного призрака, слетающего вниз по лестнице. Спуск сопровождался беспрестанным чириканьем. Когда Соня ступила на пол и пошла через зал, Трой заметила, что одета она словно для второго акта какой-нибудь музыкальной комедии. Трой показалось, что на ней пеньюар.
– Ничего себе, – пропищала мисс Орринкурт, – смотрите-ка, кто явился. Седди! – Она протянула Седрику обе руки, и он накрыл их ладонями.
– Роскошно выглядишь, Соня! – воскликнул он. – Где это ты раздобыла такое?
– Милый, да этому платью тысяча лет. О, прошу прощения, – мисс Орринкурт повернулась к Трой. – Я и не заметила было…
Миллимент холодно представила ее. Фенелла и Пол отошли от дивана, и на него плюхнулась мисс Орринкурт. Она вытянула руки и сплела пальцы.
– Ну, живо, живо, живо! – по-детски залепетала она. – Соня хочет стаканчик.
Волосы у нее были почти как у альбиноса. Они бахромой накрывали лоб и шелковым занавесом падали на плечи, смутно напоминая Трой аквариум, увиденный изнутри. Глаза у нее были круглые, как блюдца, с загибающимися черными ресницами. При улыбке ее верхняя губа уплощалась, уголки рта загибались вниз, и к подбородку сбегала тень будущих морщинок. Кожа у нее была белая и тугая, как лепестки камелии. В общем, если посмотреть со стороны, – ослепительная молодая женщина, и рядом с ней Трой почувствовала себя безнадежной замухрышкой. «Наверное, с нее хорошо рисовать обнаженную, – подумала она. – Интересно, приходилось ли ей бывать натурщицей? Похоже на то».
