– А что это за режим.
– Это режим, который включается только в очень сложных, опасных для жизни ситуациях и, притом, далеко не у всякого человека. Включаясь в этот режим работы, мозг способен в тысячные доли секунды мобилизовать все тело и подготовить его к перегрузкам, необходимым в самых что ни на есть экстремальных условиях. В этом состоянии человек способен прыгнуть в несколько раз выше или дальше, чем обычно, или поднять бетонную плиту весом несколько тонн… Однако… такое бывает крайне редко, особенно в наш золотой век. Нам пришлось установить датчики на тысячу добровольцев, работа которых постоянно связана с риском и условиями повышенной опасности, чтобы вычислить, на какой частоте работает мозг в экстремальном режиме, и только через два года мы получили первый результат. В общей сложности, у нас было всего 7 подобных случаев за 4 года, и всего 25 за 12 лет. Как Вы понимаете, это чрезвычайно мало для подобных исследований.
– Неужели экстремальные ситуации происходят так редко?
– Крайне редко, мой друг, особенно в наш век. Кроме того, мозг далеко не во всякой экстремальной ситуации включается на этот режим. Вот, если бы мы проводили наши исследования, скажем, полвека назад, во время Великой Скорби, например, думаю, у нас было бы намного больше результатов, а так, увы, что есть, то есть.
– Во всяком случае, Вы вычислили частоту экстремального режима.
– О да, мы вычислили ее, но вывести мозг на этот режим работы пока не удается. Иными словами, если мозг погрузить в любой другой режим, он его, как правило, воспринимает и подстраивается, а на экстремальную частоту никак не реагирует. Естественные барьеры защиты на этом уровне тактовой частоты слишком сильны, и похоже, снимаются только, когда человеческой жизни угрожает серьезная опасность, и то не всегда. Искусственно создать такие условия пока что ни разу не удалось.
Я задумался. Все услышанное было для меня совершенно новым, и, несмотря на мой первоначальный скептицизм, чем дальше мы говорили, тем интереснее мне было слушать раввина. Я окинул взглядом просторное помещение; небольшой штат сотрудников был занят своими делами. Один из них сидел к нам спиной и внимательно смотрел на плоский экран, наблюдая за каким-то сложным процессом, происходящим в коре головного мозга. Если бы не два полушария на экране, я мог бы подумать, что наблюдаю за каким-то небесным, газообразным, светящимся телом. На поверхности мозга возникали какие-то вспышки, сверкали молнии от края одного полушария, до края другого. Иногда вся поверхность полушарий озарялась изнутри, то одним, то другим цветом, а иногда на ней возникали взрывы с вихревыми потоками.
– Ну, хорошо, – наконец сказал я, – что требуется сейчас непосредственно от меня?
Сотрудник, сидящий у плоского экрана компьютера, обернулся и, взмахнув крыльями больших густых бровей, с улыбкой сказал:
– Идите в номер, и хорошенько выспитесь.
– Да-да. Я согласен. А завтра, сразу после завтрака мы ожидаем Вас в лаборатории, – добавил Орна.
– Ладно. Только сразу предупреждаю, мне никогда не снилось никаких пророческих снов или видений, – ответил я.
– Это не имеет никакого значения, – сказал раввин, – во всяком случае, сейчас.
– Ну, хорошо. – Я развернулся, и хотел уже выйти, но, немного помедлив, снова повернулся к Орне и спросил: – а что-нибудь, кроме сна, я могу делать?
– Если Вы почитаете библию на ночь, и поговорите с Богом, это будет очень кстати. Одно только это может вывести ваш мозг на режим И-33/3.
