Последняя из древних - страница 24

– То есть? – Я была одновременно удивлена и оскорблена.

– На вас будет оказываться большое давление.

– Конечно. – Я увидела, что она хмурится. – А почему это вас беспокоит?

Она не ответила. Только пристально посмотрела на меня и кивнула.

– Я вас поддержу. – Она ушла, оставив меня в недоумении. Неужели Кейтлин видела мою матку насквозь? Намек на то, что мне нужна помощь или что я выгляжу слабой, мне не понравился. Тут Тим похлопал меня по спине и вывел из кабинета, так что мне уже некогда было об этом думать. Вскоре я уже ехала в такси.

Я вошла в гостиничный номер и плюхнулась на кровать. Никогда не понимала, зачем жить в отеле, если там нет того, с кем мне нравится заниматься сексом. Я соскучилась по Саймону. Будь прокляты часовые пояса, пришлось позвонить.

– Сногсшибательная новость! – сказала я, когда он поднял трубку.

– Привет? – Саймон казался озадаченным.

Еще бы, в Лондоне глубокая ночь.

– Проект. Раскопки.

– Это какая-то горячая линия секса по телефону?

– Я получила деньги.

– Замечательно. – Он, вероятно, протирал глаза. Я представила его в нашей постели, простыни безнадежно скручены. – Твоя встреча прошла успешно. В чем я не сомневался. У тебя есть бокал шампанского, чтобы отпраздновать?

Это дало мне передышку.

– Ты слушаешь, Роуз?

– Мне не следует пить.

– На Манхэттене что, дефицит шипучки?

– Я беременна.

– О. – Я как будто услышала, как Саймон сел в постели. Я точно знала, как он сейчас выглядит. Брови, чуть ли не самая выразительная часть его лица, поднялись до середины лба. По голосу было слышно, что его губы расплылись в улыбке. – Это лучшая новость.

Наступила тишина: вероятно, Саймон пытался взять себя в руки и решить, какой вопрос задать первым. Наконец он надумал:

– Какой срок?

– Четыре месяца.

– Значит, через…

– Где-то в начале сентября.

Он помолчал, возможно, смиряясь с тем, насколько сильно теперь изменится его жизнь.

– Так вот что ты имела в виду под новостями. А я-то думал, ты о своей встрече.

– Ты только и думаешь о моей работе.

– Признаюсь, я так счастлив, Роуз. Ты же знаешь, я всегда этого хотел. Я боялся, что мы слишком стары.

– Что я слишком стара, – поправила я.

Он спросил, замечаю ли я какие-либо изменения. Я рассказала ему ужасную историю, как меня однажды утром чуть не стошнило на Энди. Мои груди слегка увеличились, хотя живот оставался плоским, а соски, возможно, стали чуть темнее, и это очень мило. Рассказывая об этом, я мысленно вернулась к тому, что сказала Кейтлин, когда я выходила из музея. Если по мне ничего не заметно, что она имела в виду?

– Знаешь, что меня больше всего радует? – спросил Саймон.

– Менять подгузники? – предположила я.

– Ага, конечно. Жду не дождусь.

– Я предпочитаю древние, окаменелые какашки свежим.

– Попробуй еще раз угадать.

– Сказки на ночь?

– Нет, – сказал он. – Больше всего меня радует то, что это будет значить для нас.

– И что же?

– Мы больше времени будем проводить вместе.

– Верно.

– И ты перестанешь все время скакать из пещеры в пещеру, из страны в страну.

– А где же я буду?

– Наконец ты будешь дома.

Когда Дочь пришла в себя, лежа на спине в узкой лощине, было тихо. Все звери в окрестностях реки, казалось, замерли, но она знала, что они начеку. То, что она сейчас сделает, может означать для них возможность поесть. Это может даже означать изменение порядка земли. Ветви деревьев слегка покачнулись. Рыжие белки перестали верещать и только дергали хвостами. Барсучье семейство, прятавшееся днем, проснулось, но, навострив уши, оставалось в укрытии. Однако медведица не шевелилась. Ее интерес к происходящему был слабым, и она задремала. Ее длительное перемирие с семьей означало, что сейчас она может экономить силы, а если им повезет, то позже она поест, в этом она была уверена. Молодой леопард старался держаться в стороне.