Последняя из рода Жар-Птиц. На перепутье миров - страница 16



Почесал затылок Иван и кивнул, улыбнулся Алеське.

– Верно ты рассудила, благодарствую.

Алеська кивнула и, подлетев, будто бабочка, размашисто обняла Ивана.

– Ну всё, идите. И без того затянулось прощание. А у нас ещё делов до самой ноченьки немерено!

И снова все вынуждены были согласиться с Алеськой.

Быстро попрощавшись, Иван в пояс поклонился провожающим. Марьянка тоже присоединилась к ритуалу поклонов, пришлось и мне изобразить нечто похожее. Благо говорить мудрёно не пришлось – Иван за всех витиеватую речь оформил да зашагал по дороге, придерживая коня за поводья.

– Я за тобой смотрю! – прошипела едва слышно Марьянка и эффектным жестом отбросила за спину косы. И, конечно же, совершенно случайно хлестнула меня волосами по плечам. Да-да, я так сразу и подумала.

Я вздохнула. Ничего, Алёнка, крепись. Немного терпения, а потом Иван весь мой будет. Ну… сколько вместе идти придётся, жар-птица указаний на этот счёт никаких не давала.

Пришлось ускориться, чтобы догнать Ивана, который будто совсем забыл, что позади него топают две девицы.

– Ванюш, ты бы шаг поумерил, – словно озвучивая мои мысли, сладко проворковала змеюка. – Чай, не по бранному полю идём.

– Ой, быстро, да? – спохватился Иван и на меня почему-то посмотрел. – Алёнушка, не поспеваешь?

Я ясно услышала скрип зубов Марьянки. И, видимо, не только я. Потому как внезапно в диалог решил вступить и конь богатырский:

– Иванушка, ты бы повнимательней был к девицам красным, а то чую, битва не за горами.

– Какая такая битва? – не понял толстых намёков Белояра Иван. А мне лишь осталось картинно закатить глаза. Ну не мог он быть настолько наивным!

Может, притворялся?

– Совсем ослеп, бедолага, от счастия своего. У самого носа настоящих поляниц не видишь, – фыркнул Белояр и демонстративно вбил бурую пыль в землю копытами.

Поляниц? Надо запомнить и у жар-птицы разузнать, обозвал богатырский конь нас с Марьянкой или похвалил.

– Ох, Белоярушка, вумный какой! Ничего-то от тебя не сокроешь, не упрячешь, – засмеялась Марьянка, а я лишь нахмурилась.

Точно, первым делом у жар-птицы всё про поляниц узнаю!

Иван сохранял сосредоточенный и даже какой-то суровый вид. То ли не в том настроении был, чтобы шутить, то ли думы какие важные думал.

Я тоже не знала, о чём можно говорить, пока рядом присутствовала черноволосая змеюка. Поэтому какое-то время мы шли в гнетущей тишине, нарушаемой лишь цокотом копыт по сбитой дороге.

– О чем ты, Машенька, плачешь,
О чем ты слёзы льешь?

Я даже сбилась с шага, когда услышала, как Белояр затянул заунывную песню. А конь, будто и не заметив эффекта, который произвёл, продолжал горланить во всё своё мощное горло:

– Ах, как же мне не плакать,
Да как не тужить?
Ах, не велит мне матушка
На улицу ходить…

– Белояр, довольно, – перебил скакуна Иван.

– Чёй-та довольно? – встряхнул гривой конь. – Хорошая песня, душевная…

И тут же продолжил с усиленным рвением, пока никто ему рот не заткнул снова:

– Заказала красной девице
Молодца любить,
Ах, что молоденька дружка,
Холостаго, неженатаго…

– Белояр! – рыкнул Иван, выходя из себя. Я лишь с интересом наблюдала за происходящим. Да, песня была, мягко говоря, неподходящей для дороги. Тягучая, плаксивая, заунывная. Слышала я её впервые, но тоска накатила сразу такая, что хоть ложись наземь да умирай от безысходности. Марьянка же с первой строки текст признала, – я заметила это по её сверкнувшим недобрым огнём глазам. Узнала и явно не обрадовалась. Ивану песнопения Белояра тоже не зашли. Так для кого, а главное, для чего конь устроил это представление?