– Ой, не говори! Я Дашку, суку, убью! Что ей стоило подменить меня в «Бесприданнице»? У неё, видите ли, планы на вечер! Знаю я эти планы. С Лёшкой пошла в бассейн. Просто мразь!
– Да ладно! Может, оно и к лучшему. На корпоративе ты бы, скорей всего, нажралась.
– Верка, не гони! Я что, идиотка?
– Да.
Выйдя из метро, они закурили под фонарём.
– Давай постоим, – предложила Верка, глядя по сторонам, – я думаю, ещё рано.
– Я без колготок!
– У тебя брюки тёплые.
Было градусов восемь ниже нуля. Несмотря на позднее время, машины шли мимо площади сплошняком. Трамваев с маршрутками ждали целые толпы. Кинотеатр на противоположной стороне улицы весь мерцал голубой подсветкой.
– Если тебя возьмут, ты сможешь работать разве что по ночам, – заметила Верка, сплюнув. Она была невысокая, тонкая, сексапильная, с выразительными глазами и милым носиком. Одевалась дорого.
– У меня других вариантов нет, – сказала Тамара, ёжась в своей потёртой дублёнке. – Вот нет и всё! Хоть ты обосрись.
– Дура! Ты говорила, что от Артурчика даже дерево забеременеет!
– Значит, я – тупее, чем дерево.
– Да сходи к другому врачу!
– Верка, отвяжись. Сказала без вариантов, значит – без вариантов.
Скрипачка шумно вздохнула.
– На хрен тебе ребёнок? Ты говорила миллион раз, что детей не хочешь и не захочешь!
– А Артур хочет. Мне – тридцать семь, ему – двадцать шесть, и он офигенный! Где я такого ещё найду?
– И сколько стоит искусственное оплодотворение?
– Триста косарей.
– Ох, я не могу! Пошли.
По покрытой льдом Щербаковской улице народ двигался в основном к метро.
– Тамарка, я тебя сразу предупреждаю: В последний раз! В первый и последний! – пищала Верка, ежеминутно с кем-то сшибаясь и энергично размахивая футляром, чтоб от неё шарахались, – я не буду работать в баре! Мама меня за это сожрёт с говном! Поняла?
– Конечно.
– Ой, я падаю! Ой! Тамарка, какого хрена ты меня подпрягла? Ведь вы же все вместе договорились у Светки на новоселье закорефаниться с этой девкой!
– Во-первых, там и Волненко будет. А это значит – конец всему. Во-вторых, мне лучше без этой девки сразу закорефаниться с Хордаковским.
– Думаешь, он тусуется в этом баре?
– Всё может быть.
– Я сейчас башку себе разобью! Тут скользко! Где этот бар?
– Да вон он, за магазином.
У Верки было слабое зрение.
– Где? Не вижу!
– Да вон, весь светится. Ой, что там нарисовано!
– Что, что, что?
– Да девка с голыми сиськами и с бокалом! Наверное, это – Патриция Хольман.
На самом деле нужно было пройти ещё целых два магазина. «Снежную королеву» и «Автозапчасти» для иномарок. Оба были огромные. Перед самым порогом бара одна нога у Тамары вдруг заскользила вперёд, другая – назад, и Тамара грохнулась – с воем, с визгом, с матерной бранью. Скрипачка с таким же визгом ринулась к ней, чтоб либо её поднять, либо умереть от горя над её трупом. Но, ни того, ни другого сделать ей не пришлось. Тамару поднял мужчина, как раз в тот миг выходивший из «Мерседеса», который подкатил к бару.
– Ну, вы даёте, – произнёс он, отряхивая артистку сзади. У вас всё цело? Может в больницу вас отвезти?
– Нет-нет, всё нормально. – не обращая внимания на кудахтавшую то справа, то слева Верку и потирая зад, ужасно не вовремя получивший два синяка, Тамара прищурилась на мужчину. Он был чуть младше её, чуть пониже ростом, хорош собой и одет под стать «Мерседесу» – пальто, костюм, перчаточки, галстук. Взгляд его был пытливым, но добродушным.
