Последняя ночь у Извилистой реки - страница 47
Пам схватила повара за рукав и втащила в ближайший подъезд.
– Осторожнее, Стряпун. Предпоследней ступеньки нет, – сообщила она, ведя его к лестнице.
Доминику всегда было трудно подниматься по лестнице. Здесь он и не собирался поспевать за Нормой Шесть. Предпоследняя ступенька действительно отсутствовала. Повар качнулся и, чтобы не упасть, уткнулся в широкую спину Пам. Норма Шесть обернулась, подхватила его под обе руки и перенесла на последнюю ступеньку. Там его нос уперся ей в ключицу. От Пам исходил какой-то женский запах: духи или что-то вроде этого, но его перебивали мужские запахи Кетчума, въевшиеся в шерстяную фланель.
Музыка из танцзала на втором этаже звучала не тише, а громче. Патти Пейдж[20] вдохновенно спрашивала: «How Much Is That Doggie in the Window?»[21] «Неудивительно, что теперь там не танцуют», – подумал Доминик.
Норма Шесть плечом распахнула дверь квартиры и втолкнула повара внутрь.
– До чего я ненавижу эту поганую песенку, – сказала она. – Эй, Кетчум!
Ответа не было. К счастью, сквозь закрытую дверь Патти Пейдж было уже не пробиться.
Повар не понимал, где кончается кухня и начинается жилая комната. В пространстве, куда они вошли, разбросанные кастрюли, сковородки и бутылки постепенно сменялись разбросанными предметами женского туалета, устилавшими путь к громадной кровати с измятыми простынями. Единственным источником освещения служил… зеленоватый аквариум. Кто бы мог подумать, что Пам нравятся аквариумные рыбки? Правда, рыбок Доминик не увидел. Возможно, они попрятались среди густых водорослей. А может, Норма Шесть обожала именно водоросли.
Обойти эту гигантскую кровать было непросто даже человеку со здоровыми ногами. Пробираясь к ванной комнате, повар заметил странную деталь. До сих пор он был искренне уверен, что Норма Шесть собиралась в спешке и не стала тратить время на поиски лифчика. Однако он заметил целых три валявшихся лифчика, и, как бы ни торопилась Пам, все они были в пределах досягаемости.
Норма Шесть просунула руку под заимствованную рубашку и почесала грудь. У Доминика не появилось и тени подозрения, что она предлагает себя или пытается с ним флиртовать. Это было бы такой же неожиданностью, как ее недавняя расправа с Чарли Клафом и Эрлом Динсмором. Повар знал: если бы Пам предлагала себя, она бы сделала это прямо и без намеков. Например, потрогала бы себя за грудь или вообще расстегнула рубашку. Наверное, от шерсти, надетой на голое тело, у нее просто зачесалась кожа.
Кетчума они нашли на унитазе. Гипсовая повязка крепко прижимала к бедру книгу в мягком переплете. Его колени были широко расставлены. По воде в унитазе плавали красноватые разводы, словно Кетчум медленно умирал от потери крови.
– У него внутреннее кровотечение! – испуганно воскликнула Норма Шесть.
Но повар сразу догадался: Кетчум уронил в горшок ручку с красными чернилами, которой обводил слова в книге.
– Уходя, я спустила воду, – несколько раз повторила Пам.
Доминик молча закатал рукав, просунул руку между колен Кетчума и вытащил ручку. Затем он спустил воду, ополоснул в раковине руки и злополучную ручку и вытер полотенцем.
Только сейчас повар заметил у Кетчума эрекцию. Доминик всегда так истово надеялся, что судьба убережет его от этого зрелища: должно быть, потому он не сразу и обратил внимание на очевидный факт. Пам заметила очевидный факт намного раньше.