Последняя песнь Акелы. Книга третья - страница 12
Надо сказать, что поначалу знакомство со стеклянной леди не заладилось, но уже после третьей стопки я постиг всю глубину её внутреннего мира, и дальше дело пошло проще. И в самом деле, чего тут сложного? Наливай да пей. Вот и я выпью: за помин души британского капитана и изобретателя Перси Скотта! Пусть земля тебе будет пухом, бедняга! А ведь не попадись ты нам на пути, плавал бы себе по морям-океанам, глядишь, до адмирала бы и доплавался… Стоп! А про адмирала Перси Скотта я передачу по телевизору смотрел, то ли канал «Оружие» экскурс в историю устроил, то ли британцы про жизнь замечательных людей вещали, не помню, но не суть! Тот Скотт, про которого я смотрел, к началу нашей Первой мировой стал адмиралом[2] и к тому же изобрел и внедрил на британском флоте устройства и методики, с помощью которых в разы увеличилась точность отдельно взятого комендора. Помнится, диктор взахлеб трещал, что благодаря той методике бритты фрицам в Ютландском сражении изрядно наваляли… А теперь, если Скотт мертв, значит, и методики такой не будет, и стрелять английские артиллеристы будут по старинке?.. Если это, конечно, тот Скотт, а не какая иная зверюга, много различных скотов тут бегает, всех не упомнишь.
Как бы там ни было, благодаря нашей команде жизнь буров на фронтах стала чуть проще. Тем более что благодаря стараниям господина Кочеткова у буров теперь всё другое, даже президент. Всеслав Романович рассказывал, что прежнего президента Крюгера некто Черчилль убил. Лейтенант Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль. Значит, и «жирного борова» в этом мире не будет. Уже легче. А там, глядишь, еще пару-тройку одиозных личностей к ногтю прижмем, еще чуток полегче жить станет. Наверное. Кстати! Колька Корено хвастался, что в крайнем рейде лейтенантика интересного из Indian Ambulance Corps изловил. Колька не столько фактом поимки хвастал, сколько тем, что без запинки имя его выговаривать может: Мохандас Карамчанд Ганди… Да-да! Тот самый, который «Махатма», ни больше ни меньше… Точнее, он пока еще не «махатма», этот титул ему по сроку службы не положен, но я-то знаю, кем он станет! Или уже не станет? Не важно: по возвращении в Преторию надо будет лагерь военнопленных посетить да с товарищем Ганди познакомиться. Полюбопытствовать, как автор сатьяграха (теория ненасильственного сопротивления) в военнопленные попал? Но это после, а пока в Уолфиш-Бее с делами разгрестись надо. Если выживу, расскажу, как разгребали. А пока – еще стопку и спать: завтра Всеслав Романович приезжает, с ним не подуркуешь.
Глава вторая
5 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.
– В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми, – весело фыркнул Троцкий, внимательно наблюдая, как Арсенин неторопливо пересекает границу, отделяющую черту города от дикой природы.
Дабы у путешественников не оставалось сомнений, что скитаниям по бушу пришел конец и они попали в культурное место, городские власти потрудились на совесть. На въезде в город установили верстовой столб, патриотично раскрасив его в цвета национального флага, украсили его широченной (правда, уже покосившейся) доской с помпезной надписью: «Уолфиш-Бей», а на обочине воткнули красно-белый скворечник, гордо именуемый караульной будкой. Да! Еще замостили ближайшие к будке триста ярдов дороги булыжником и перегородили путь донельзя скрипучим шлагбаумом, приставив к нему пяток колониальных полицейских. Две армейские палатки часовые установили сами. И хотя это место считалось уже городской окраиной, иных признаков цивилизации в радиусе ближайшей полумили не наблюдалось.