Хозяйка гостиницы к категории плохого люда не относилась ни в малейшей степени: умница, красавица, в общем – женщина. Вступая в извечное противостояние со слабым полом, Коля неизменно пускал в ход своё любимое оружие – неотразимую улыбку. Мужчинам он улыбался редко. Как правило, тем и кулака с избытком хватало. Вот только сейчас улыбка почему-то не помогла преодолеть языковой барьер, а хук и апперкот и вовсе были бесполезны.
И теперь Коля, самонадеянно решив обойтись без помощи друзей-полиглотов, отчаянно таращил глаза, корчил страдальческие гримасы и размахивал руками, пытаясь растолковать ничего не понимающей трактирщице, что уже три дня как, окромя консервов, нормальной еды не видел и не прочь вкусить её стряпни. При этом он, считая, что чем громче и отчетливей он говорит, тем понятней становится его речь, неизменно повышал голос, чем окончательно вводил бедную женщину в ступор.
Глядя на импровизированное представление, Арсенин искренне веселился и был совсем не прочь продлить себе удовольствие, но хозяйка, напуганная Колиным напором, кинула на него столь отчаянно-беспомощный взгляд, что Всеслав поспешил вмешаться. Буквально в две минуты инцидент был улажен, и одессит в предвкушении скорой трапезы удалился к столу, а Глэдис, обескураженная непривычной для неё манерой общения, обернулась к своему спасителю.
– А кто это такой… неуравновешенный, мистер Штольц? – женщина, кокетливо поправляя передник, благодарно улыбнулась Арсенину. – Тоже ваш… партнер или всё же просто слуга?
– Он … – не имея желания вдаваться в подробные объяснения, чуть помялся Арсенин, – он нам помогает. Не то чтобы слуга, но что-то подобное… наемный работник.
– Такому педан… аккуратисту, как немец, наверное, трудно постоянно терпеть рядом с собой такого… шумного человека? – абсолютно искренне вздохнула трактирщица, сочувственно глядя на Всеслава. – А он вообще какой национальности? Я видела много разных людей, но такого языка мне слышать не доводилось…
– А-а-а, не обращайте внимания, – отмахнулся Арсенин, кинув через плечо озорной взгляд на Корено. – Турок он, ту-рок. Но порой бывает весьма полезен. Так что ничего не поделаешь, приходится терпеть этого… варвара.
Спустя почти час Николай, утирая пот и тяжело дыша, пресыщенно, но довольно фыркнул и последним отвалил от стола. Лениво ковыряясь в зубах тайком отломанной от стула щепой, биндюжник стал распространяться, что после столь сытного завтрака усталым путникам не помешал бы здоровый краткий сон минут эдак на шестьсот, но, наткнувшись на жесткий взгляд командира, мгновенно присмирел и больше об отдыхе не заикался. Без всяких команд и нареканий Корено добровольно взвалил на себя общий груз и, ворча под нос что-то про Сизифа и дополнительную оплату каторжного труда, посеменил следом за Троцким на второй этаж. Через пару минут в отведенном одесситу номере последовательно послышались грохот, чей-то возмущенно-испуганный писк и тоскливое, пропитанное болью подвывание. Еще минутой позже все звуки стихли, и молодые люди спустились в общую залу. Корено почему-то прихрамывал.
– А вы, удальцы, – Арсенин, закончив инструктировать Дато и Барта, строго взглянул на Колю и Льва, – пойдёте в порт… – заметив, как расплывается в довольной улыбке лицо возмечтавшего о портовых кабаках и дешевом роме одессита и как облегченно вздыхает уставший от безделья, Троцкий, добавил:
