– Раньше разбивать участки можно было лишь по особому разрешению.
– А теперь?
– Гм, теперь? Никому нет дела до этих скал.
– Если никому нет дела, почему мы сюда шли пешком? Почему не въехали, как они? Не взяли с собой сканер и механическую лопату? Вообще всё, что нужно.
Он удивлённо поднимает брови.
– Потому что мы не такие.
Он обнимает меня одной рукой, притягивая к себе, и черпает полную пригоршню земли. Потом разжимает руку. Земля сыплется сквозь пальцы, падает на траву, часть уносится ветром. На ладони остаётся только крохотный серый камень.
– Нужно чувствовать землю. Ощущать дар, которым она с тобой делится.
Его речь напоминает мне Литу и её мысли о еде.
– Но, папа, они же бирюзу нашли! Она дорого стоит!
– Кто решает, чего стоит камень?
Он даёт мне серый камешек.
– Когда мой проект завершится, то, что мы с тобой нашли, для меня будет ценнее алмаза Хоупа[21].
– Жаль, что мы не можем остаться подольше и поискать, – вздыхаю я.
– Не беспокойся, Петра. Мы вернёмся.
Папа стучит по макушке моего шлема.
– А найдём бирюзу, сделаем это со всем уважением.
Менее чем через час мужчины грузят вёдра с камнями в грузовик и уезжают. Папа качает головой. Мы продолжаем искать несколько идеальных камней, которые подойдут к папиным, уже собранным.
Когда солнце клонится к горизонту, он находит семь из восьми камней, разрешённых правилами парка.
Со лба на защитные очки падают капли пота, затуманивая стекла.
Как только я решаю, что с меня хватит, то тут же замечаю в земле крохотный кусочек жёлтого камня. Геологическим молотком я освобождаю края, тяну его вверх и рукой в перчатке смахиваю с него землю. И достаю кусок золотисто-жёлтой яшмы с узкой тёмно-красной прожилкой. Гордо показав его папе, кладу в ведёрко к остальным камням. Папа улыбается. Новая яшма выделяется, как маяк, но в то же время прекрасно сочетается с другими камнями.
Папа молча садится на уступ, где мы копали, и хлопает по земле рядом с собой. Я усаживаюсь, и он меня обнимает. Он вздыхает, глядя на закат. Мы грязные и усталые, но это один из лучших дней, которые я запомню надолго.
Начинает моросить, и воздух наполняется запахом сырой земли.
– Папа?
– Да.
– Тук-тук.
– Ладно, спрошу. Кто там?
– Петра.
Он глубоко вздыхает.
– Какая Петра?
Я театрально делаю вдох, втягивая запах дождя в пустыне.
– Петрикор[22] – меня дождик принёс.
Папа падает на землю и смеётся.
Ког постоянно транслирует одно и то же сообщение:
«Я Зетта-один, эксперт по ботанике и геологии. Я служу Коллективу».
Из ложбинки на шее извлекают ког En Cognito, будто удаляют горящий уголёк.
Мысли едва шевелятся, как бывает, если уснуть среди бела дня и проспать больше, чем нужно. Как долго? Что бы там ни твердили в загружаемой информации о том, кто я такая, это не работает.
Меня зовут Петра Пенья. Мы покинули Землю 28 июля 2061 года. «Коллектив» собирался стереть все программы En Cognito. Бен пытался спасти меня и мою память.
В комнате суетятся люди. Много людей. Спокойствия, как при Бене, совсем не ощущалось.
Что меня ждёт после пробуждения? Бена давно нет в живых. Но я до сих пор помню его последние минуты. Выброс. Новую историю.
«Заканчивается осушение капсулы номер двенадцать», – говорит приглушённый голос.
Если капсулы осушают, мы наверняка прибыли на место.
У ног бурлит жидкость.
О Господи! Погодите. Я не готова.
Разве я не этого хотела? Прилететь на Саган с семьёй?
