Послевкусие - страница 60



– Я человек ненормальный. И внешне и внутренне. Внутри как пружина из-за внешнего вида. Три дня я с вами. Всего-то! А столько всего приключилось. Жерар хочет, чтобы мы были вместе.

– Ну и будьте! Никто вам не мешает. Тем более что быть вместе осталось всего ничего.

Татьяна улыбнулась и обвела глазами всех присутствующих, как бы ища их поддержки.

– Я сделал предложение Хельге. Она не отказала мне. Я женюсь на ней в следующий свой приезд, когда для этого будут собраны все документы. Будь согласна, мама.

– Не разрешаю, – Татьяна насупилась, вся скукожилась и опустила лицо. Она не могла смотреть на уродливую девушку, так уверенно завоевавшую любовь её сына.

– Я буду с Хельгой.

– Будь! На здоровье! Не надо строить планы на такое далёкое будущее и их озвучивать!

– Почему, мама?

– Ну, если вы такие откровенные сегодня, я тоже скажу. У вас родятся дети лилипуты, и у ваших детей будут рождаться лилипуты. Лилипутов так мало, что среди людей они не числятся. Для них нет школ, программ для обучения, их не знают, как лечить. Я могу перечислять до бесконечности… Нет, нет и ещё раз нет!

Татьяна закрыла лицо ладонями. Джеки соскочил с рук на пол веранды. С ветки ивы на головы сидящих за столом людей посыпалась листва. Это кот, заметив, что собака сошла на землю, приступил к плану отмщения и стал спускаться с дерева.

– Я знаю об этом. Это важно, что вы знаете, и нам страшно, как и вам. – Хельга говорила стоя.

– И тебе не будет жаль этих несчастных детей? – воскликнула Татьяна.

– А не родиться совсем, не прийти в эту жизнь, не увидеть и не узнать себя – это не страшно?! Пусть рождаются хоть какими, пусть ненадолго, но придут в наш мир и увидят себя и всё на этом свете. А вдруг он единственный, наш мир, наша земля? Пусть будут! Боюсь небытия!

Наступила тишина. Долгая и просветлённая. Маша вертела фужер на высокой ножке, обдумывая только что услышанное. Борис Николаевич смотрел в сторону реки, и желваки на его щеках так и ходили. Жерар обошёл стол и встал рядом с Хельгой. Матери невыносимо было видеть их рядом.

– Ты, девочка, завела разговор, прося у нас совета и заведомо зная, что будешь отрицать любой совет. Зачем? – Татьяна старалась не смотреть в сторону лилипута.

– Чтобы услышать своё отрицание, чтобы его услышали вы.

– Неправильное решение, – вздохнула Татьяна.

К ней подошёл Борис Николаевич. Проходя мимо дочери, слегка пожал её плечо, как бы прося внимания к себе.

– Горько мне, моя дорогая!

– Что? – переспросила Татьяна.

– Горько! Нам всем горько! Вы что, забыли?! Вы же кольца надели обручальные! – восклицает Маша.

Борис Николаевич поднимает свою женщину со стула и целует. Целует долго. За это время в памяти женщины слайдами промелькнула вся её жизнь. Сколько было в ней отрицания, всего того, что ей советовали родители и близкие! Теперь с Жераром воевать? Нет уж, хватит! Пусть воюют сами, между собой и получат результат. Как хорошо ей целоваться с Борисом, как хорошо быть с ним просто рядом. Она счастливая женщина, она счастливый человек! И не будет она омрачать всё это войной с сыном, признавшим её как мать и приехавшим к ней с другого конца планеты. Не будет!

– Поздравляю, мама! – говорит её сын и разливает по бокалам шампанское.

– Просить прощения за свою реакцию не буду. Сказала как есть. Думайте! Буду помогать, чем могу.

Жерар был рад сбросить с себя напряжение. Он посадил к себе на колени Хельгу и прижал к груди. Её стало не видно за его руками. Только вихор волос торчал, как у воробышка.