– Секрет. Как твоя рука?
– Да пустяки, я уже забыла о ней.
– Вкусно?
– Для войны неплохо.
– Да, я тоже так думаю. В детстве я даже представить себе не мог, что журналистам в горячих точках будут привозить пиццу, – признается Андрей, садясь на край ее кровати, так как в номере всего один стул.
– Не обольщайся, бывает по-разному, – предупреждает она.
– Я знаю, – соглашается парень. – В «Кёрли»4 вообще месиво было. Я не помню, ты там была?
– Нет, я у Тартара5 тогда работала.
Элизабет одета в синюю футболку, вельветовые прямые штаны, и ее русые недлинные волосы убраны в потрепавшийся тощий хвост. Густые темные брови нависают над ненакрашенными глазами, под которыми синяки чувствуют себя, как дома, а кожа на подбородке слегка обвисла. Женщина крупная и высокая – ростом с Андрея, облаченного в черную футболку и синие джинсы.
Заканчивая ужин, Элизабет рассказывает парню, как у нее все начиналось. Первой командировкой стала поездка на вторую гражданскую войну в Судане; Андрей тогда только пошел в садик. Как и он сейчас, в 1983-м она думала, что журналисты могут что-то изменить.
– Страшно было? – спрашивает молодой человек, доедая кусок пиццы с ананасами и запивая ее холодным чаем.
– Немного, но самое жуткое – это возвращаться в Судан и видеть руины, оставшиеся на месте твоего дома и смотреть, как твои закадычные друзья детства убивают друг друга. Так что наши переживания никогда не сравнятся с тем, что чувствуют местные.
– Это да, – Андрей вздыхает.
Парень не собирался заниматься с ней сексом, в командировках он предпочитал думать исключительно о работе, но жгучее желание, овладевавшее им все с большей силой, достигло своего апогея, смешиваясь с уважением, которое вызывала у него эта женщина. После ночи, проведенной вместе, они решили встречаться и в Европе, так как оба свободны.
Из панорамных окон открывается вид на ночной 13 округ, в котором расположен самый большой в Европе азиатский квартал. Сидя практически в пустой редакции за компьютером с энергетиком в руках, Андрей закрывает папку, в которую собирает материалы, которые могут послужить доказательством или опровержением наличия у Ирака оружия массового поражения, и открывает старые видеорепортажи Элизабет из других мест. С упоением пересмотрев их по несколько раз, он с ужасом глядит на часы: время поджимает, а его мысли с каждой минутой улетают все дальше от Ирака, и становится абсолютно неясно, почему 23-летнего парня должна занимать политика, если он, кажется, влюбился: впервые, по-настоящему, навсегда и, конечно, очень не вовремя.
– Нашел что-нибудь? – спрашивает 26-летний темноволосый Пьер, подходя к нему.
– Пока ничего убедительного, – Андрей протирает глаза.
– Долго еще сидеть будешь? Могу подбросить тебя до дома.
– Я здесь, видимо, до утра останусь, – сонно отвечает он.
– Ладно. До завтра!
– Пока.
Пьер уходит.
Весь разум Андрея охватили чувства. Дождавшись, пока коллега выйдет на улицу, парень открывает поисковик, тщетно пытаясь отыскать там противоядие от любви. Не хватало еще, чтобы его уволили, если он в конец расслабится. Счастья такой ценой ему точно не надо.
***
Осенью в Париж приезжает Элизабет, гипс ей сняли несколько недель назад. Убрав все совместные фотографии с Жанной лицом вниз в верхний ящик комода и накрыв их горсткой старых журналов, Андрей едет встречать журналистку. Женщина предстает перед ним в серой однотонной флисовой кофте, массивных ботинках на толстой подошве и все в тех же вельветовых штанах, что и в Ираке. Ее тонкие волосы небрежно болтаются по спине. Страстно поцеловавшись прямо на вокзале, забив на запрет
