Витас с Олей-маленькой поднялись до половины хребта. Отсюда открылось великолепное зрелище: перед глазами – неровная линия гор, украшенных бахромой лесов на фоне неба, а под ногами – россыпь жалких строений. Прекрасный горний мир природы казался таким отрешённым от суетного мирка людишек, квакающих у студёной ленты внизу. От этой картины сладко щемило сердце и пронзало душу. Истово верующий сказал бы, что такое великолепие мироздания – это торжественный хорал ангелов, славящих Господа, но Витас не был истово верующим, поэтому он высморкался желто-зелёными сгустками и прогундосил:
– У меня стрелка на нуле. Давай, сделаем перекур?
– Давай.
Оля-маленькая присела на поваленный ствол, достала из кармана джинсов сигареты, зажигалку. Витас устроился рядом. Закурили. Здесь, в самой чаще, царила тишина. Ни звука, кроме едва слышного призрачного шелестения, неотделимого от любого леса. Они курили молча – у обоих не находилось желания нарушать гнетущее безмолвие. Вдруг Витас заметил почти неприметную струйку дыма, поднимающуюся из-за деревьев. Тонкая серо-голубая струйка, извиваясь и закручиваясь, таяла в тусклом небе, как будто где-то по соседству великан раскуривал свою великанскую трубку.
– Что это там горит?
– В той стороне бабка одна чудаковатая живёт. Горбатая, как Уральские горы. Пару километров отсюда вдоль горы.
– В такой глухомани? Там, наверное, даже волки какать боятся.
Оля-маленькая неопределенно помахала рукой с сигаретой, сделала пару коротких затяжек. Витас снова спросил:
– Что за бабка?
– Я не знаю имени. В селе её называют Чертовкой.
– Почему Чертовкой?
– Говорят, что она с нечистой силой водится. Не к добру её упоминать.
– Сколько же лет этой бабке?
– Этого никто не знает. Только говорят, она Наполеона с Гитлером путает, а царя Николая со Сталиным. И избушка у неё такая же древняя, как лепёха динозавра.
– Значит, кто-то туда ходит?
– Костя Ядерный с ней дружит.
– А кто такой Костя Ядерный? Местный мастер лаптеплетения?
– Сосед наш. Мы к нему вечером пойдём на посиделки. Помнишь, вчера Оля-большая звала?
– Помню.
– Костя – бывший спортсмен, работал учителем физкультуры в мухачинской школе, а лет пять назад уволился, приехал в Тюрлюк, купил у соседей нашей бабушки их дом с участком и построил на нём своё личное экологическое поселение. Пустил корни. Теперь у него там есть и казахская юрта, и северный чум, и другие постройки, сцена для концертов, и даже туалет «М» и «Ж» с биде и смывом! У Кости собираются художники, поэты, вообще творческие люди. Рисуют картины, пишут стихи, сочиняют музыку, устраивают представления, шьют себе одежду из натуральных материалов, занимаются йогой. Некоторые живут подолгу, некоторые быстро уезжают, но в любом случае всем очень интересно.
– М-да, любопытный мужичок этот ваш Костя Ядерный, – заметил Витас. – Может, пойдём дальше?
Ответ Оли-маленькой заглушил стремительно нарастающий треск. Оглянувшись, ребята дружно завопили от ужаса. На них падала гигантская сосна с пышным эскортом из колючих игл.
***
На полянке, усеянной коричневыми шишками, похожими на одеревеневшие какашки, Толян наткнулся на большую колонию опят. Несколько грибных семеек устроились на пнях, у основания деревьев и даже просто в траве. Достав нож, он принялся аккуратно срезать один гриб за другим и укладывать их в лукошко. Толян и раньше любил побродить по лесу, но после смерти жены он обнаружил, что тихая охота помогает ему забыться лучше, чем водка. Впрочем, водку тоже никто не отменял. Вернее, самогонку. Толян гнал её сам под брендом «Слеза комсомолки». Это чтобы позлить тестя-бывшего парторга. Свои первые за день сто пятьдесят граммов Толян уже жахнул. Последние годы пьяница в нём боролся с учителем химии и один не хотел уступать другому.
