В ходе встречи директор передал Грине конверт, в котором, как думал Витковский, находилась необходимая для написания статьи информация. Когда он положил конверт в карман и попрощался, из проезжавшей мимо машины выскочили люди. Гриню схватили, надели наручники и увезли в налоговую полицию. В конверте оказались триста долларов с переписанными номерами купюр. Гриню стали обвинять в получении взятки. Материалы на следующий день передали в городскую прокуратуру, возбудили уголовное дело, так что Грине ни за что ни про что засветило двенадцать лет с конфискацией. Его известность и репутация на прокуратуру не действовали, а знакомые сильные мира сего – депутаты и прочие, – выслушав Гринин рассказ о его проблемах, помогать ему не пожелали. Спас Витковского один расположенный к нему бизнесмен, у которого были подходы к городскому прокурору. Правда, для закрытия уголовного дела Грине пришлось отдать три с половиной штуки зелени. Это были на тот день все его сбережения.
– Я, Григорий Зельманович, знаю эту историю. Я многое о вас знаю. И хочу заверить, что ничего не записываю и не снимаю. Можете, если хотите, сами убедиться в этом, – заверил Николаенко.
– Геннадий Васильевич, – начал заводиться Витковский, – если вы не желаете отвечать на мои вопросы, будем считать наш разговор оконченным.
– Подождите, Григорий Зельманович, не кипятитесь. Не хотите разговаривать здесь – давайте перейдём в какое-нибудь другое место. Вот, кстати, и время обеденное. Я приглашаю вас на обед. Посидим в ресторане за супом и рюмкой чая, покалякаем.
– На обед – можно, – согласился внезапно почувствовавший голод Витковский. К тому же он всё-таки не потерял надежду вытянуть из Николаенко кое-какие факты. Но дело повернулось совсем по-другому.
Вообще-то Витковский рестораны не любил. Выпивать предпочитал в домашней обстановке или в редакционном кабинете. В кабаки ходил по необходимости. Но необходимости такие случались довольно часто. Его, как известного журналиста, постоянно приглашали на официальные фуршеты и банкеты. Последнее время Витковский стал даже отказываться от этих приглашений. Впрочем, он, может быть, и не отказывался бы, если бы не периодически внезапно возникающий протест печени. Но коллеги-журналисты о печени Витковского не знали и считали: если Грини нет на официальной пьянке, значит, событие, по поводу которого она устраивалась, не столь важное.
Ресторан «Французский бульвар» Витковский и Николаенко выбрали сообща. Присмотрев уединённый столик, мужчины сделали заказ. Прерванный в кабинете разговор возобновился сам собой.
– Григорий Зельманович, я не случайно в кабинете завёл разговор о том, сколько будет стоить ваша статья, если она не выйдет в печать. Вы же умный человек и понимаете, что для меня и Фонда данная публикация крайне нежелательна, – начал Николаенко.
– Геннадий Васильевич, отказ от публикации стоит гораздо больше, хотя, как говорил Жванецкий, это и унизительно для коллектива. А вы не боитесь, что я напишу, как вы пытались меня подкупить, дать взятку? – спросил Витковский.
– Не боюсь. Нас двое, и подтвердить моё предложение некому. Но я уверен, вы ничего такого писать не будете, потому что, уж простите за банальность, я вам сделаю такое предложение, от которого вы не сможете отказаться.
– Угрожаете, Геннадий Васильевич? Вы, видно, плохо меня знаете.
– Знаю плохо, но угрожать не угрожаю. Скажите: ради чего вы работаете? Неужели не ради денег? Вы ведь не юнец; пожалуй, даже постарше меня будете. Если скажете, что ради идеи, я вам не поверю.
