Тут официантка принесла запотевшую бутылку «Смирновской» и закуски. Разлила водку в рюмки и удалилась.
– Ну, Григорий Зельманович, давайте за знакомство.
– Давайте. – Витковский не возражал.
Первая ещё не дошла до желудка, а Николаенко уже снова наполнил рюмки.
– Между первой и второй, как известно… Будем, – предложил Николаенко и чокнулся с Гриней. Тот «Смирновскую» любил и вторую рюмку принял с уважением.
Закусили грибочками, селёдочкой с картошечкой, и Николаенко продолжил:
– Так ради чего вы всё-таки работаете, Григорий Зельманович? – И он налил третью рюмку.
Мужчины снова выпили. Канапе с красной икрой создавали замечательное послевкусие.
– Не знаю, поймёте ли вы, Геннадий Васильевич, но я работаю из-за того, что очень люблю свою работу. Всегда мечтал быть журналистом, хотя долго был железнодорожником.
– Вы – железнодорожником? – удивился Николаенко.
– Да, окончил железнодорожный институт в Харькове и пятнадцать лет отдал Донецкой дороге. Работа журналиста для меня – это всё. Она дала мне возможность стать известным в городе человеком, меня уважают читатели, ради которых я работаю и которым я помогаю.
– Ну допустим. И сильно вы разбогатели на этой работе?
– Не бедствую, Геннадий Васильевич.
– Ездите за границу отдыхать, имеете хорошую машину, квартиру? – сыпал вопросами Николаенко, наливая очередную рюмку «Смирновской».
– За границу не езжу, машина скромная – «Жигули», «семёрка»; квартира – обычная, хрущёвка. Но я, Геннадий Васильевич, журналист не только хороший, но ещё и честный.
– Если вы такой хороший, то почему вы такой бедный?
– Наверное, потому, что не продаюсь.
– А может быть, вы не продаётесь потому, что вам не давали хорошую цену? И потом, вы говорите, что вы честный журналист. Я знаю, кому принадлежит ваша газета, кто её содержит и на какие деньги. И пишете вы, честный журналист, только то, что позволяет ваш хозяин. Я спокойно могу выйти на него, и мне больше не потребуется говорить с вами по поводу публикации. Он её запретит. Но я этого не делаю. Потому что я заинтересован в нашем сотрудничестве. Мне нравится, как вы пишете. Вы действительно хороший журналист, а мне такой вполне может пригодиться.
«А ведь, чёрт возьми, Николаенко во многом прав, – подумал Витковский. – Какие мне деньги предлагали? Копейки. На них действительно не стоило размениваться. И что это за жизнь? Скоро пятьдесят, а что я видел? Сколько можно жить без денег? Вон, если бы не было за душой тех трёх с половиной штук, сидел бы в тюряге как миленький, и никакие бы читатели не помогли. Чёрт, что же делать?» – Вслух он сказал:
– Давайте ещё нальём, Геннадий Васильевич. Разговор серьёзный и неприятный получается.
– Сейчас вам будет приятно, – предупредил Николаенко. – Я предлагаю вам за отказ от публикации четыре штуки – и не гривен, а зелени. И по пятьсот долларов каждый месяц за сотрудничество.
Витковский столько денег сроду не видел. Да и зарплата у него была меньше месячного жалованья, предложенного Николаенко.
Водка закончилась, и Николаенко заказал вторую бутылку. Вместе с ней принесли и отбивные с картофелем фри, огурчики и всё такое прочее. Гриня не стал дожидаться, пока официантка наполнит рюмки. Открыл сам бутылку и сам разлил.
– Выпьем, Геннадий Васильевич.
– Не возражаю, Григорий Зельманович. За вас.
– Я, Геннадий Васильевич, был бы не против предложенной вами суммы, но тут есть два момента.
