– Что это? – Спросил Егор.
– Твоя душа. – Настя подняла на Егора совершенно черные глаза.
– Егор! Ужин стынет. – Крикнули со сцены, где «Портисхед» вместе с пианистом Сэмом и оркестром исполняли песню «Дороги».
Егор проснулся.
– Разве это может быть ошибкой? – Грустным контральто спрашивала Бет Гиббонс.
Опустив ноги на пол и облокотившись о колени, Егор схватился за растрепанную голову. Она гудела, кружилась и раскалывалась. Мутило от металлического привкуса во рту
– Проклятая ведьма.
Грянул рингтон «Полет Валькирий».
– Как все прошло? – Спросил Тимур. Маленького тщедушного Чада замыкало на рослых крепких девушках, влекло к Брунгильдам. – Не замели?
– Едва не умыкнули душу.
– Как так?
– Не по телефону.
– Но она на месте?
– Вроде бы. – Егор провел ладонью по груди. Хотя душа могла уйти и в пятки.
– Ты уверен? На всякий пожарный проверься. А то без души, как без воды. У меня знакомая пловчиха с третьего курса физвоза, чтобы сбросить вес временно удалила душу. Ну и закисла, махнула на себя рукой и бросила спорт.
– Зато похудела.
– Видел тебя на театральной.
– А ты что там забыл?
– После «Бургер-Кинга» проходили мимо с Павловой. Анна сказала, что ты доиграешься.
– Кар—кар. Ну и каркуша.
– Ты когда меня активируешь?
– А тебе это больно надо? Можно ведь нарваться. Я-то из-за Насти лезу на рожон. А ты чего ради?
– Ради светлого будущего… Хе-хе… Хочется встряхнуться и пробежать по лезвию бритвы.
– А если споткнешься и лезвием по яйцам?
– Хватит тень на плетень наводить. Ты же обещал.
– Настя перетрет кое с кем, тебя проверят.
– Я чист как стеклышко. И близкие страшно далеки от варягов. Гм… Это не камешек в твой огород.
– Егор! – Мать вошла в комнату и поморщилась. – Оглохнуть можно. – Пультом приглушила «Портисхед» – Все остыло уже.
– Постучаться трудно?
– Закругляйся. – Мать ушла.
– Достала уже.
– Она звонила.
– Ну и?
– Я сказал, что ты только что свалил… Кажется, не поверила.
– Она такая.
Намыливая руки, встрепанный Егор посмотрелся в зеркало. Лоб морщился и прыщавился. На смуглом простоватом лице под мутными глазами темнели круги. Да уж. Далеко не Рыков и тем более не Хамфри Богарт. В зеркале за спиной померещилась и криво усмехнулась шляпа с сигаретой в зубах. Егор вышел из ванной комнаты.
Моя посуду, мать смотрела «День сурка». Шагнув с тротуара на дорогу, метеоролог Фил угодил ногой в глубокую ледяную лужу и промочил ботинок. Страховщик Нед обидно рассмеялся.
Егор с отвращением посмотрел в тарелку. Вспомнил уплетавшую душу Настю.
Доедая котлету, отец вгляделся в лицо Егора. Так все-таки был он там или не был?
– Больше ничего нет что ли? – Спросил Егор
– Ну, как же. Лобстеры, королевские креветки, черная икра, устрицы, трюфель, ростбиф, хамон, фуагра. – Глядя на экран и протирая кухонным полотенцем кастрюлю, сказала мать.
– Понятно. – Егор вздохнул… Пережевывая подгоревшую котлету с пережаренной картошкой, Егор вспомнил, что Чад рассказывал о гурманах, которые лакомяться своей душой. Замутило. Поморщился. – Что? – Егор переглянулся с отцом. С усмешкой покачав головой, отец бросил взгляд на экран телевизора. Егор отодвинул тарелку. – Спасибо.
– Уже? – Спросила мать.
– Что-то нехорошо мне. – Егор вышел.
Наталья Алексеевна вздохнула:
– Ох, Егор, Егор… Допрыгается он.
– Хватит тебе. – Калганов поднялся из-за стола. – Ничего с ним не случиться.
– Ты уверен? А если все-таки случиться? Я ведь не переживу. – Наталья Алексеевна поморщилась и скривила дрожащие губы. Вот-вот заплачет.
