– И все же где-то я его видел, – сам себе сказал Зикер, выйдя от Архимага. – Что-то знакомое… вот только где? Он, конечно, похож на бывшего… нелепое, карикатурное сходство… Стоп! Карикатурное. Вот оно! Карикатурное. Если бы кто-нибудь нарисовал карикатуру на бывшего Архимага… И этот кто-то – не кто иной, как Эстен Джальн! Его почерк. Его стиль. Его рук дело. И какое! Создать тварь такой потрясающей силы. Что ж – браво, Эстен! И ведь я советовал им не связываться с тобой! Отпустить твои прегрешения, а потом и тебя самого из Ордена. Эх, никто стариков не слушает. А ведь стоило бы. Иногда это помогает дожить до старости. Здорово помогает. Значит – Эстен. Что ж, если так… многое становится понятным. Казненный художник ненавидел Архимага лютой ненавистью. Вот и создал перед смертью нечто, что ждало своего часа. Ждало и дождалось. Интересно, как это все происходило? И, главное, чего добивался Джальн? Зачем ему это рукотворное чудовище? Да еще и в кресле Архимага… зачем? Или у меня воображение на старости лет разыгралось? Но… все эти исчезновения магов… запрет на любые расследования… А кроме того, он действительно кажется нарисованным. Однако если эти исчезновения не случайны, то…
Внезапно Зикер заметил, что говорит вслух. Не очень громко, но все же. Он замолчал, огляделся и додумал уже молчком. Тварь, настроенная на поглощение магов, скорей всего означала одно – Джальн собирался уничтожить Орден поголовно. Что-то произошло. Что-то, отменившее эти планы. Чудовищная машина разрушения застыла, не пройдя и половины дороги.
Поразмыслив, Зикер отправился в свою башню и выпил с демонами пару бутылок самогона. Немного побузил и уснул. Будить не велел. Храпел так, что аж башня дрожала…
…Храпеть и сотрясать башню было тяжело, но демоны старались. Хозяин просил. Для дела. Всю ночь старались.
Пройдя тайными, одному ему ведомыми ходами, Зикер оказался в башне казненного художника. Предстояло многое выяснить, и он не собирался терять времени…
…Когда все выяснилось, Зикер удивлялся только одному – как он не заметил этого раньше? Ну видно же! Любому – видно! Вот – неаккуратный, небрежный такой, мазок на носу, а на ухе лессировка не просохла… теперь уж и не просохнет никогда, сгоревшие картины не сохнут. Впрочем, и не мокнут. Сгоревшие картины – вещь вполне неуничтожимая, уже хотя бы потому, что они и без того не существуют… эх, да что там – делать-то теперь что?
Уничтожить чудовище, впитавшее стихию огня? Немыслимо. Мало того, что он поглотил всех, кого смог, и теперь владеет их силой, так у него еще и канал в огненную стихию. Открытый канал. В одиночку такое не перекроешь. И всем орденом – вряд ли. Это если остальные вообще поддержат. Даже если поверят. И даже те, что поверят – поддержат ли? Нет. Тут что-то другое нужно придумать. Раз нельзя уничтожить чудище, быть может, стоит попробовать сделать из него человека? Ну хотя бы мага, если человека не выйдет. Он и сам что-то такое о себе понял. Не стал же жрать весь Орден подряд, хотя его создатель, бесспорно, именно на это и рассчитывал. Не стал. Не стал… значит, понял, что как всех сожрет – тут же ему и крышка. Потому как задачу свою он выполнит. Полностью выполнит. А ему жить охота. Нравится ему жить. Вот только он пока не совсем понимает, как это делается, и если ему помочь… очень противно, а придется. Убить его – все равно что пробку из парового котла не вовремя выбить. Разнесет к черту. Никакая магия не предохранит. От всех наших Башен одни щепки останутся. Или не щепки – камни? Черт его знает, что в таких случаях остается. Если вообще остается.
