Читать онлайн Антон Панфилов - Посредник судьбы

Я не буду называть много имен, так как не все бы хотели, оказаться на страницах моего рассказа, а изменять имена, было бы не красиво по отношению к судьбе. Так как судьба – это не только то, что ждет нас впереди, но и то, что с нами уже произошло. Поэтому изменение имен, можно приравнять к переписыванию судьбы, а она этого очень не любит. Ну а я очень бы не хотел оказаться у нее в немилости.

1

Я рос в довольно состоятельной семье. Отец был атеистом, мать – верующая, а я нечто среднее, я верил, что над нами что-то есть, но это что-то – совсем не то, о чем рассказывала мне мама. У меня никак не укладывалось в голове, как Бог, которого считают, эталоном справедливости, может так несправедливо относиться к людям. Ведь, кто-то живет сто лет, и у него есть время и нагрешить, и раскаяться, а кто-то умирает младенцем. Вот как судить младенцев, которые за прожитую жизнь успели лишь обгадить множество пеленок?

Хоть я и рос в достатке, деньги меня никогда особо не интересовали. Меня больше тянуло к эзотерике, самопознанию, и с детства не отпускал навязчивый вопрос: имеем ли мы выбор, или же все нам предначертано судьбой еще до нашего рождения?

В 15 лет, пытаясь найти ответ на этот вопрос, я увлекся хиромантией. Это изучение линий на ладони, вдруг кто не знает. В интернете много информации по этому поводу, но я не пренебрегал и книгами. Я черпал информацию отовсюду, разглядывал фотографии ладоней, пытаясь разобраться с линиями и проникнуть в эту тайну судьбы. Я с детства отличался отличной памятью, так что все впитывал, как губка. На свои руки я старался не смотреть, чтоб не делать поспешных выводов. Но все это была лишь теория, и когда я посчитал, что достаточно подготовлен, я перешел к практике. Этот момент был очень волнительным для меня, возможно, поэтому я откладывал его довольно долго. Ведь, если все теоретические знания подтвердятся практикой, то на свободе выбора можно ставить жирный крест, потому что человек не в состоянии ничего изменить, он слепо проживает жизнь, как герой уже написанного романа. Тогда возможно, что и мысли за нас давно прописаны, и чувства, и отношение к той или иной ситуации. И если это так, то жизнь человека не имеет никакой ценности, можно откинуть все тревоги и переживания и просто наблюдать за происходящим, тихо плывя по ее течению.

В итоге я первый раз взглянул на свои руки на следующий день после своего шестнадцатилетия. Меня сразу поразило два момента: во-первых жить мне оставалось примерно четыре года, во-вторых я – убийца. Я, конечно, немного сомневался в правильности своих выводов, но судя по картинкам в книгах, я научился довольно точно читать линии на руках, и мои предположения практически всегда совпадали с пояснениями авторов.

Сперва у меня это вызвало интерес, так как, в принципе, осталось не так много времени чтоб узнать насколько все это правдиво. Но чем больше проходило времени, тем сильнее меня это пугало. И вот спустя полгода, я уже вовсю изучал интернет на тему изменений линий на руке. Это довольно частое явление, и самый простой способ – это изменить образ жизни. Я стал меньше времени проводить дома, записался в спортзал, начал бегать по утрам, но линии на моих руках не торопились меняться.

Мой отец все время видел меня экономистом, к тому же у меня никогда не было проблем с точными науками, и вот я вовсю готовился к поступлению в ВУЗ. Но помимо экономического факультета в тайне от отца я подал заявление еще и на психолога. Эта мысль пришла мне в последний момент. По баллам я прошел и там и там, и все же в последние годы психология стала мне на много ближе, и я выбрал именно ее. Отец не долго сердился, возможно, конечно он просто не показал мне всех своих чувств, он всегда был очень сдержанным, а вот мама была очень за меня рада.

Потупив на психолога, я рассчитывал, что сломал планы судьбы, и с нетерпением ждал, когда же линии на моих руках начнут меняться. Но ничего не происходило. Меня все больше это пугало, ведь если я умру в двадцать, доказав себе, что вся наша жизнь заранее расписана, я просто не успею пожить с этим знанием.

В институте я прославился тем, что начал удивлять однокурсников, рассказывая многое о их жизни, глядя на их руки. Меня даже пугало то, что я всегда попадал в точку. Были, конечно, поначалу случаи, когда кто-то убирал руку и говорил, что я неплохой сказочник, но в основном это случалось только в те моменты, когда я начинал рассказывать о чем-то личном и не самом приятном. Но я быстро сделал для себя выводы, о чем не стоит рассказывать при всех, и подобные случаи скатились к нулю.

На 18-летие отец подарил мне часть своих акций, дивидендов с которых мне бы хватало на безбедное существование. Так что я мог совсем забыть о деньгах и не забивать себе голову вопросами о том, как же заработать на хлеб. Я никогда не болел машинами, всегда относился к ним равнодушно, и никогда не представлял себя за рулем. И все же мне надо было что-то менять в своей жизни, оставалось не так много времени. Я пошел учиться на права, и через три месяца я уже водил свой автомобиль, подаренный мне отцом в день получения водительского удостоверения.

Я каждый день смотрел на свои руки в надежде увидеть хоть какие-то изменения, но их не было. Происходящее меня пугало все больше и больше. Я бы уже и бросил бороться, признав, что линии не поменять, но я видел, как это произошло с моей одногруппницей.

Оля очень скромная девушка, она никак не соглашалась показывать мне свою руку. А как это всегда бывает, чем недоступнее плод, тем больше он вызывает интереса. И вот как-то я ее все же уговорил, и она согласилась. Ее линии оказались вполне обычными, и все же меня заинтересовала одна особенность, как бы сказала гадалка, над ней навис венец безбрачия. Я ей об этом не стал говорить, она и так-то не частот появляется в компаниях, побоялся, что может совсем замкнуться в себе.

Вместо этого я стал вспоминать руки знакомых, с кем бы она смогла сойтись характером. Сразу на ум так никто и не пришел. Но я стал искать ей молодого человека, опираясь именно на линии на руках. Вскоре я нашел скромного паренька Костю, конечно не идеал, но судя по рукам у них было много общего. Я их познакомил. Они стали общаться. Я стал часто замечать их вместе. И где-то через месяц я попросил Олю снова показать мне руку, на этот раз она не сопротивлялась, да и вообще она стала более раскрепощенная, чаще стала улыбаться. Представьте мое удивление, когда я увидел, что всего за месяц ее линии кардинально изменились, от венца безбрачия не осталось и следа, вместо этого я увидел большую дружную семью с четырьмя детьми.

Именно этот случай с Олей не давал мне покоя. Линии могут поменяться, судьбу можно изменить, но почему у меня все остается по-прежнему. Сколько бы я не менял образ жизни, мои линии не изменили своего положения ни на миллиметр, как будто это были не линии на руке, а прорезы высеченные в камне. Эти мысли не давали мне покоя ни днем, ни ночью. Я похудел, у меня начались головные боли. Но я не придавал этому особого значения, пока однажды на занятии по физкультуре у меня не случился приступ эпилепсии.

Во время приступа мое сознание на мгновение отключилось, и я увидел странный сон, как я прихожу домой из школы, но дом совершенно не похож на мой. На диване спит совершенно чужой для меня человек, но я каким-то образом чувствую, что это мой отец, словно я нахожусь в другом человеке, и мне известны его мысли. Я осторожно подхожу к дивану, беру руку спящего отца и изучаю линии на ней, но линии слишком мутные, и я ничего не могу понять. Я их не вижу, но вот человек, в котором я нахожусь, все отчетливо понимает, я пытаюсь уловить его мысли, но получается плохо, сон становится все более размытым. Я подхожу и толкаю отца в плечо, пытаясь разбудить. Он открывает глаза, устало смотрит на меня…

Я очнулся, отчетливо помня уставший взгляд, смотрящий на меня. В институт уже приехал мой отец, и через двадцать минут я уже сидел в кабинете у врача, который ставил мне предварительный диагноз опухоль головного мозга и давал направление на МРТ. МРТ подтвердило предварительный диагноз. Все это происходило очень быстро и как будто в тумане. А я все это время думал о том, как же я так мог проглядеть это диагноз на своей руке, я так был прикован к двадцати годам, отведенным мне на этом свете, что даже не обращал внимания ни на что другое.

Вечером за ужином отец красочно описывал то, как меня прооперируют в лучшей клинике Германии, что мне еще жить и жить, что мой жизненный путь только начался, что все оказываются в сложных ситуациях, и чем сложнее ситуация тем сильнее она закаливает человека. Мама делала вид, что все хорошо, пыталась даже улыбаться, хотя я видел, что ее глаза слезятся, и, судя по тому, что она за время ужина дважды вышла в туалет, ей никак не удавалось сдержать слез.

После ужина я вышел на свежий воздух. Как бы отец не расхваливал современную медицину, я то знаю, чем все это закончится. Я подошел к машине, сел в нее, завел, пристегнулся и тронулся с места. Я не знал, куда мне направится, мне просто хотелось ехать, как будто машина могла меня сейчас увести от всего этого. От плачущих родителей, от рака. Я ехал медленно, пока не выехал на шоссе.

Мне еще нет девятнадцати, а рак уже есть. Я почитал, можно прожить еще два года, итого я не доживу и до двадцати одного. Все так, как я прочел на своей руке еще в шестнадцать лет. Выходит, от судьбы действительно не уйти, все заранее за нас решено, и даже, зная свое будущее, мы не всегда в состоянии его изменить. Стоит ли мне доживать оставшиеся два года, если за это время мне еще суждено кого-то убить? Стоит ли чья-то загубленная жизнь двух моих лет? Нет, определенно нет! И если уходить, то сейчас, пока я еще не стал убийцей.

Я даже не заметил, как разогнался до ста сорока километров. Вдоль шоссе стояли бетонные столбы освящения. Я отстегнул ремень безопасности и направил машину прямо на один из столбов. Ну что судьба? Не все время тебе выигрывать. Пусть я не доживу до двадцати, но я и не исполню все то, что ты для меня задумала. Жесткий удар об столб. Скрежет рвущегося металла. Звон разбивающегося стекла. Последняя мысль в голове: « Судьба, шах и мат». Резкая боль. И я проваливаюсь в темноту…

2

Очнулся я на желтом диване, в светлом желтом помещении. Сразу пронеслась мысль, что я в психушке. Но я не испытывал никаких неудобств, никаких болей. Даже наоборот, была какая-то легкость и бодрость, как будто я не только что очнулся, а уже успел сходить на пробежку и принять душ. Посреди комнаты в желтом кресле сидел забавный на вид старичок, напоминающий мне Эйнштейна. Одет он был в какие-то простыни желтого цвета, напоминающие мне одежды древних римлян с картинок из учебников истории. В руках у него были какие-то папки с бумагами.

– Я умер? – спросил я первое, что пришло мне на ум.

– Ну можно и так сказать, это вы сами решите чуть позже, – ответил старичок.

– Значит, все же от судьбы не уйдешь, – с улыбкой разочарования продолжил я.

Мой собеседник странно на меня посмотрел:

– А нам раньше не приходилось встречаться? – задал он мне, удививший меня вопрос.

– Не знаю. Кажется, вам лучше знать. У вас же папочка с какими-то бумажками. Я так понимаю – это мое досье?