– Э-э-э, хорошего… вечера.
Альме, что возвратилась в прихожую, не понравилось незнакомое лицо. Она с сочувствием взглянула на длинный нос с горбинкой и сказала:
– Кажется, я несколько отстаю от моды. А что это у вас вон там?..
– Это же тренчкот, – как дикой, сказал этот человек.
– О-о-о… а обычные плащи уже не носят?
Тот глядел на нее, как на обыкновенную дуру, и молчал.
– Ну, вы можете пожать мне руку. Я Альма, хозяйка.
Нехотя тот взял ее раскрытую ладонь. Дитер рассмотрел, как по-женски тонка незнакомая рука.
– А как вас зовут, извините?
– Альберт Мюнце, – сказал он тихо.
– Просто?..
– Да, – ответил он, не смутившись.
– Как-как ваша фамилия, простите?
Он повторил.
– А вы не родственник партийного?.. Что идеолог.
– Я его сын.
– Понятно… Но кем вы все-таки работаете? Извините за такой допрос…
– Я понимаю. В прокуратуре.
– О-о-о… правосудие.
– Да.
– Вы очень молоды, – явно намекая, заметила она.
– Извините, но я вас не понимаю.
Речь его была мягка, но и по-южному неправильна. Беззастенчиво он путал суффиксы существительных, неверно произносил дифтонги, привычные слуху северянина слова заменял своими, южными. Альма вслушивалась в его речь, отчего выражение ее стало неприятно напряженным. Быть может, эта чужая речь вкупе с внешностью так подействовали, но Дитер почувствовал неприязнь к Альберту Мюнце. Человек этот был опасен. Неприязнь отразилась в его глазах, и Альберт, взглянув на него случайно, различил ее. В краткое мгновение Дитер заметил, как глаза эти налились красным. Потом Альберт Мюнце поспешно отвернулся и полез за носовым платком.
– Извините… извините.
Альма ничего не понимала. Она заглянула Альберту за плечо – и прижала руку ко рту.
– Боже правый… – прошептала она.
Жаннетт приблизилась и что-то сказала Альберту.
– Нет, это ничего, – ответил он еле слышно. – Не беспокойтесь.
Неуверенно она отступила.
– Извините, – повторил спокойнее Альберт Мюнце. Он повернулся к хозяйке. Опускать глаза ему было больно – в уголках, ближе к нижнему веку, скопилась кровь.
– По… жалуйста, – проговорила Альма, – в гостиной… чувствуйте себя как дома.
В дверях она прошептала Дитеру, как сильно испугалась. Обнаружив, что новый гость истекает кровью, и столь необычным способом, она в ужасе хотела звать на помощь, а не позвала потому, что ей было стыдно. Она спросила, как называется эта болезнь. Он признался, что не слышал о такой.
– Это генетическое, – сказала Жаннетт, что шла за ними. – Семейное заболевание. Не обижайте моего хорошего друга.
– Ну что вы, мы бы не стали, – пролепетала Альма.
Отпуская от себя Дитера, Альма напомнила, чтобы он шел в синюю комнату и ждал Софи. Но Софи пока что безучастно слушала военного человека, что жаловался на свою жену. Интереснее было остаться и послушать негромкий диалог Альмы с Альбертом: не успел тот сесть в кресло, как она пристала к нему с вопросом, какое место он занимает в партии своих родителей.
– Нет-нет, вы не поняли, – вежливо ответил Альберт. – Я не состою в партии.
– Как это? – спросила Альма.
– Я не состою, – повторил он. – Мои родители состоят. В партии мой кузен. И муж сестры. А я – нет.
– Отчего же?
– Служба не позволяет, – просто ответил он.
На попытки расшевелить его Альберт Мюнце улыбался устало, на хозяйку смотрел, как на человека лишнего, но в то же время словно наслаждался необычным вниманием к нему. Альма стала раздражаться на взятый им тон, думая, что он хочет унизить ее. Чтобы не слушать неестественно-бессвязной их беседы, Дитер ушел от них в другой угол. Он заметил, что Софи освободилась и теперь направляется в синюю комнату. С некоторой неловкостью он прошел за ней.
