– Чего ты гундосишь, маманя. Я ещё рысак хоть куда, зачем обижаешь, какие мои годы, ещё хоть куда! – он бодро улыбался. Головная боль растворилась и прояснился ум. Да вот только и впрямь Маркунин не задумывался о своём уже немолодом возрасте, всерьёз полагая, что он по-прежнему полон молодого задора, что жизнь для него только начинается. И не беда, что не нашёл пока своё место в новой реальности, просто почему-то считал, что всё само устроится причудливым образом. Жалко было лишь прошлое…
– Ты выучился, а ходишь без дела, как думаешь жить дальше? – продолжала мать с отсутствующим видом. – Археологи и геологи, конечно, сейчас не нужны, но при твоём уме в школе учить детей вполне можно…
– Что ты сказала, детей? – Маркунин остолбенел, он вспомнил сон, а что, если мать права, попробовать стать учителем географии или истории? Мать предложила сыну завтрак, но он, углубившись своим мыслям, не услышал и пошагал в комнату, одолеваемый какими-то смутными, толкавшимися в сознании, предчувствиями. Так бывало и раньше, когда ему предстояло уезжать на новое место. Два года, прожитые почти оседло, давали знать, что здесь так долго он не выдержит, опять дорога заманила, вызывая под сердцем сосущую тоску по неизведанным краям.
В комнате, сидя на диване, обхватив руками голову – ещё не тронула изморозь его русые волосы – Маркунин опять, словно наяву, увидел детей, кидавших в него горсти песка. Ему впервые вдруг стало отвратительно, что он будто не жил, а летал по свету, как мотылёк. И не заметил, как его обокрало злосчастное время, оставив ни с чем, посеяв в душе разочарование. Деловой мир ему представлялся чуждым, мерзким, пугавшим неизвестностью, отчего, как от холода, по телу ознобом бежали мурашки. Он мог строить дома, ведь ему предлагали участвовать в строительстве жилья для мигрантов из бывших союзных республик. Но Маркунин отказался, решив присмотреться к новым хозяевам жизни. А что к ним присматриваться – умеют вертеться. В посёлке Маркунин наблюдал сынков бывших одноклассников, раскатывавших на иномарках, а что они делали, можно было только догадываться. На их физиономиях читалась неукротимая одержимость, озабоченность, углублённость в себя, словно в какие-то загадочные расчёты…
Однажды один светло-русый, с пытливыми круглыми серыми глазами по прозвищу Лежек, когда Маркунин играл в карты с его отцом Михаилом, присел возле него на корточки и заговорил, нагло усмехаясь, как будто дружку своему:
– А что, Маркуня, правду болтают, был ты якобы кладоискателем, что нашёл немало бесценных сокровищ, которые тянут на тысячи баксов?
– Интересно, кто тебе такую басню наплёл? – удивлённо заметил Маркунин, а сам настороженно взирал на юнца. – Ничего этого в те годы не могло быть… – буркнул он, глядя на Михаила, может, сынку подбросил идейку?
– Но что-то ведь было, клады искал?
– Какие клады, раскопки, черепки от горшков, древние постройки, посуда, украшения, которые сдавали строго по описи…
– А не финти, Маркуша, ты и машину не купил, боялся, что спросят за какие шиши, ведь так? – посерьёзнел Лежек. – Монетки, золотые, серебряные в свою кубышку упрятал?..
– Что ты пристал к нему, вали отсюда! – возмутился отец Лежека, который знал, чем сын занимался, но держал это при себе.
– Да я пошутил, батя, кончай залупаться, а то въеду между глаз, – и он было замахнулся почти всерьёз на отца, который вскочил с табурета, и стал резко выталкивать сына, подняв крик.
