Охранник у дверей управы оказался редким упрямцем. Его перевели в отдел совсем недавно, и Юн его видела впервые. Он отказался пропустить девушку, даже когда она сказала, что является внештатной сотрудницей агитбригады.
– Документ у тебя есть? – спросил он, а когда она ответила, что потеряла его еще в Тецзиншани, лишь покачал головой. – Извиняй. Без документа не пущу.
Юн обозвала охранника дураком и собралась уже прорваться в управу силой, как вдруг дверь отворилась и вышла Мэйши, заместитель секретаря агитбригады, которая когда-то помогла ей перевестись в Третий корпус. Она сказала охраннику, что Юн говорит правду, и девушку пропустили.
Окна управы кто-то замазал смолой, и основным источником света служили горящие свечи. Оказавшись внутри, Юн поняла, с чего такие меры предосторожности. На длинном деревянном столе громоздились стопки банкнот и серебряных монет. Бойцы агитбригады тщательно разглядывали каждую купюру с помощью увеличительных стекол, а монеты раскладывали по номиналу. В дальнем конце комнаты за круглым столом поменьше устроились мужчина с женщиной, наряженные в шелка, которые нанизывали кольца, браслеты и ожерелья на пояса и спицы от зонтика. Они собирались тайком переправить драгоценности в города, находившиеся под контролем гоминьдановцев, чтобы помочь подполью. Юн это знала, потому что сама участвовала в одной из подобных операций и в результате оказалась в Красной армии.
– Солдатам уже много месяцев не платят жалованье, – пояснила Мэйши. – Поэтому мы и замазали окна. Зачем напрасно народ искушать?
Юн завидовала Мэйши, высокой широкоплечей женщине с волевым подбородком. Она как-никак успела поучиться в престижной военной Академии Вампу, через которую прошли многие командармы и руководители партии, и была замужем за Хуан Дашу, офицером связи, который напрямую взаимодействовал с Политбюро.
– Я пришла, чтобы поговорить с беременной женой господина Кая, – Юн знала, что Мэйши нравятся люди, которые сразу переходят к делу, а не ходят вокруг да около.
– И зачем? – спросила Мэйши, усевшись в конце длинного стола, где пересчитала стопку серебряных долларов[5] и записала сумму в блокнот.
– Можно начистоту? – спросила Юн. Она прислонила винтовку к стене и пододвинула к себе табуретку.
– Надеюсь.
– Ты считаешь, мы поступаем правильно, наказывая ее таким образом? Она не могла быть соучастницей преступлений господина Кая. Она просто оказалась не в том месте не в то время. И мне жалко ее нерожденного ребенка.
Мэйши отложила ручку.
– Наверное, ты права. Я тоже считаю, что девушка не заслуживает такой доли. Но, если подумать, в мире полно других людей, страдающих больше, чем она, и притом тоже без всякой вины. Тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. У нас есть принципы, которым мы следуем. Возможно, они не во всем идеальны, но если мы их станем менять на ходу, то потеряем все, за что боремся. Неужто судьба какой-то третьей жены богатого помещика стоит того, чтобы ради нее поставить на карту благосостояние всего народа?
Юн хмыкнула.
– Я могу хотя бы с ней повидаться? Мне от этого полегчает.
Мэйши склонила голову набок, уставившись на Юн так, словно видела ее впервые.
– Что на тебя нашло? – спросила она. – Я не узнаю героя Цзи-ани. Где та девушка, которая словно тигрица в одиночку преградила путь отряду гоминьдановцев и спасла жизни пяти товарищей-разведчиков?
