– Разве ты не узнал меня? – спросила она Кириным голосом. – Я душа Изумруда, – выдохнула она и откатилась. – … Богиня Оза…
– Оза слепая, а ты без ног.
– А зачем они танцующему богу?
Она встала, всколыхнув извержением целую планету чувств. Так Помпеи превращались в руины, когда сопереживали с людьми боги. И поплыла к нему. Прикоснувшись горящей ладонью к глазам.
На месте ног зияла пустота.
– Это чтобы ты лучше видел мою боль. Ты искал девочку, рисующую грусть. Во всех женских глазах ты ищешь – слепую любовь. Проходя совсем близко, цепляясь сердцем.
Он разглядывал ее. Рука побежала по гибкой шее.
– Но ведь ты душа Изумруда?
– Все души ближе, чем близкие родственники. Только нужно уметь разглядеть свою половинку в толпе. Я просто душа в маске образа, которым прикрыла свою невидимую наготу. Хочешь поцеловать меня?
Легкий страх пробежал по спине, как у Хомы Брута, который отпевал ожившую ведьму.
Но Андрей поцеловал фантом женщины, ощутив холодные губы. Она опустилась в коляску, как на трон меняя образ. Словно воскресшая мумия египетской царицы наблюдала из загробного мира за жизнью потомка раба.
Субстанция была устойчива и прекрасна, как застывшее мгновение. Она улыбнулась.
– Ты считаешь меня безликим воображением под оболочкой знакомой тебе формы образа.
И она изменилась в серьезно-грустную Маргариту Аркадьевну, подкручивая пальчиком, непослушный локон.
– Ты не видишь мой тонкий мир, странствуешь на ощупь с сачком за синей бабочкой. А я созерцаю тебя отовсюду.
Знакомый образ смыло лицо другой женщины.
– Человек – обезьяна в костяной клетке скелета. Выучи духовный язык и мы поболтаем по душам. А сейчас мы общаемся с тобой лишь на понятном для тебя языке примитивного воображения примата. Печально…
Она стала растворяться. Высасывая из его сердца себя. Голос, слабея, еще продолжал говорить, сопротивляясь внутренним силам её мира:
– Печально…
Он уже не видел её, но ещё слышал голос.
– Реши для себя куда идти по дороге. Посвятить себя духовным страданиям юродивого, окунаясь в райскую нищету… или сытую жизнь хочешь ты, но после смерти последуешь в духовку пекла…
Сизифов камень, лежащий на распутье, терпеливо поджидает своего толкача.
– Всё хочу сейчас, а не после смерти… – процедил он в пустоту.
Покатилась каменная глыба, свалившаяся с души.
Утром болела голова, на столе стоял опорожнённый стакан, но пустую бутылку Андрей так и не нашёл в номере. Что же это было?
Оставил Андрей Хабаровск и поехал дальше. Доехал Андрей до станции Хор. Здесь
Заканчивалась территория советского государства. Помахал из окна вагона китайскому хунвейбину и повернул обратно просаживать жизнь. А что жизнь ни даёт – самое лучшее. Потому что другой нет.
«…и дали Мальчишу-Плохишу целую бочку варенья да целую корзину печенья.Сидит Мальчиш-Плохиш, жрёт и радуется… Вдруг как грохнуло, будто бы тысячи громов в одном месте ударили и тысячи молний из одной тучи сверкнули.
– Измена! – крикнул Мальчиш-Кибальчиш.
– Измена! – крикнули все его верные мальчиши»
А. Гайдар
Закружили, опадая календарные годы. Снова крестила лоб юродивая Русь, отбросив серп и молот. Ожидая небесного изобилия и вызывая солнечную мечту пионерского детства – райский коммунизм на шаре… Несколько лет косил топор перестройки. Пытаясь вырубить из Буратино заграничного Пиноккио.
Из Хабаровска Андрей возвращался медленно назад. Проехался через Восточный Казахстан, посетив Усть-Каменогорск и Семипалатинск. Постоял у постамента поэта Абая Кунанбаева. Прочитал слова на пьедестале: «Можем ли мы человека умершим назвать, если оставил в наследство он мудрость бессмертных слов».
